Холодный мраморный пол склада
отражал тусклый свет единственной лампы, висевшей над центром
огромного зала. Ария с силой ударилась о жесткое кресло, куда ее
грубо швырнули четверо людей в черных костюмах. Веревки впивались в
запястья, а из разбитой губы сочилась кровь.
Перед ней стояли двое мужчин, и
от их присутствия воздух в помещении словно становился
тяжелее.
Лорд Магнус Крофт был
воплощением аристократической мощи — седовласый патриарх с лицом
хищной птицы и пронзительными серыми глазами. Его дорогой
темно-зеленый костюм сидел безупречно, а золотой герб клана на
груди поблескивал в неярком свете. Каждое движение выдавало
человека, привыкшего, чтобы ему подчинялись без
вопросов.
Рядом с ним расположился его
племянник Люциан — молодой мужчина лет двадцати пяти с хищной
улыбкой и глазами, в которых плясали нездоровые огоньки. Охотник
B-ранга предвкушал развлечение с беззащитной добычей.
— Ну наконец-то, — протянул
Люциан, медленно обходя кресло по кругу. — Я уже думал, мои ребята
тебя не найдут. Хотя надо признать, ты неплохо пряталась. Осела на
дно, я даже и подумать не мог, что кто-то из Нейрис еще
жив.
Магнус поднял руку, заставляя
племянника замолчать. Его голос, когда он заговорил, сочился ядом и
холодным презрением.
— Ария из рода Нейрис, —
произнес он торжественно, словно зачитывал приговор. — Последний
отпрыск поганой ветви, которая триста лет назад посмела противиться
воле нашего клана.
Девушка подняла голову, пытаясь
встретиться с ним взглядом, но губы дрожали от страха.
— Я не понимаю…
— Молчать! — рявкнул Магнус,
его голос эхом отразился от стен склада. — Твой род существует
только потому, что мы это позволяем. Триста лет назад кузнецы
Нейрис породнились с нашим кланом. Мы взяли вас под свое крыло, как
бездомных собак!
Его серые глаза горели холодным
огнем фанатика.
— Но одна ветвь, одна проклятая
линия всегда держалась в стороне. Горделиво отказывалась признать
очевидное — что их время прошло. Что их наследие по праву
принадлежит нам!
Люциан хихикнул, продолжая
кружить вокруг Арии.
— И мы бы так и забыли о тебе,
дорогая, — добавил он сладковатым голосом. — Жила бы себе в
безвестности, ковала гвозди в какой-нибудь захудалой мастерской. Но
ты посмела поднять голову!
Он остановился прямо перед ней,
наклонившись так близко, что девушка почувствовала его
дыхание.