подписаться на мои книги можно здесь - http://www.a-smirnov.ru/subscribe/
Андрей Смирнов
КОРЗИНА ЖЕЛАНИЙ
1
Вторая жизнь Вийона Раупа – а может быть, и первая, в
зависимости от того, с какой стороны вести отсчет – началась с
того, что жена выгнала его из дома. Давно минуло время, когда они
нежно любили друг друга и были счастливы в шалаше на берегу Данги.
Так они начинали – не имея ничего, кроме любви; остальное казалось
неважным. За последующие пятнадцать лет они обзавелись неказистым
домиком на Глинной улице, тремя детьми, и скудным, но стабильным
доходом – Вийон плел корзины из веток ивы и продавал их на
ближайшем рынке, Элеса прислуживала обеспеченной семье, живущей на
Храмовой улице. Казалось бы, все стало если и не идеально, то, по
крайней мере, намного лучше чем было, но характер Элесы портился
гораздо быстрее, чем росли доходы семьи. Вийон потерял часть волос
и должен был, вероятно, еще через несколько лет облысеть полностью;
Элеса основательно растолстела, а беззаботное девичье щебетание
сменилось вечно раздраженным голосом, регулярно срывающемся на
крик. Во всех ее несчастьях, в испорченной жизни и загубленной
молодости, виноват, конечно же, был только Вийон, и с этим
невозможно было спорить, поскольку выйди Элеса пятнадцать лет тому
назад замуж за кого-то другого – и жизнь ее, вполне вероятно,
сложилась бы совершенно иначе. Кто знает, какой была бы эта жизнь?
Элеса подозревала и с каждым днем эти подозрения укреплялись в ней
все больше, что жизнь, которая не случилась, наверняка была бы
лучше той, что есть. Дети постоянно шумели, не слушались,
безобразничали и просили есть; муж относился ко всему слишком легко
и изготавливал корзин меньше, чем мог бы, если бы не ленился, также
он недостаточно хорошо торговался на рынке, а в последние годы еще
и начал пить – и вот, наступил день, когда терпение Элесы лопнуло и
она указала Вийону на дверь. Губить остатки своей жизни на этого
бесполезного мужчинку она не намерена, хватит и пятнадцати уже
загубленных лет; брат горшечника, жившего по соседству, уже
несколько раз делал ей вполне прозрачные намеки, и если горшечник
имел определенно больший достаток, чем семья Раупов, то, вероятно,
и брат его не бедствовал; итак, она все решила – лучше она будет
сожительствовать с братом горшечника, чем и дальше тянуть лямку с
бесполезным и бесперспективным корзинщиком Вийон воспринял перемены
в своей жизни стоически; он оказался удручен и деморализован, и не
имел ни внутренних сил, ни желания вступать с женой в пререкания,
хорошо усвоив за истекшие годы, что в любом серьезном споре
последнее слово в любом случае останется за ней, а он окажется
унижен и расстроен еще больше. Друзья, которым он, бывало, за
чаркой вина жаловался на свою жизнь, советовали ему время от
времени поколачивать жену для того, чтобы держать ее в тонусе, но
Вийон даже и не пытался следовать этому совету. Он говорил себе,
что слишком добр и поэтому не способен поднять руку на любимую
женщину, но также немалое значение имело и то, что жена, особенно в
последние годы, сделалась ощутимо массивнее Вийона, была гораздо
агрессивнее и одними только своими криками умела приводить мужа в
состояние совершенной растерянности и дезориентации, сбивала с
мысли и заставляла чувствовать себя во всем виноватым. И если он
никогда не мог даже переспорить ее – что уж говорить о большем!
Нет, вариант с побоями был совершенно исключен, Вийон даже и не
думал ни о чем подобном, когда собирал свои пожитки и перебирал в
уме места, в которых он мог заночевать. Дети, как всегда, были
заняты своими делами и не обращали внимания на происходящее –
сыновья Вийона ссорились, а дочка, маленькая Иси, сидела в углу и
насуплено играла в куклы, сплетенные Вийоном из соломы и наряженные
в платья, сделанные из тряпичных обрезков. Иси отгородилась от мира
незримой стеной – единственный способ существовать в единственной
комнате дома, которую приходилось делить с шумными братьями, вечно
раздраженной матерью и отцом, не вызывавшим уважения даже у
собственных детей. Что-то в груди Вийона болезненно сжалось,
происходящее вдруг показалось ему настолько нечестным и
несправедливым, что ему пришлось отвернуться и приложить немалые
усилия к тому, чтобы сдержать слезы. Жена презрительно смотрела на
него, поджав губы – следила, чтобы он не вынес из дома ничего
лишнего. Не став ни с кем прощаться, Вийон забросил на плечо мешок
со своими пожитками и вышел за дверь.