Это была уже четвертая дохлая рыбина, выброшенная на берег. За
две недели…
Илья хмуро рассмотрел ее, затем снова положил на песок,
машинально откинул прилипший к резиновому сапогу клок водорослей.
Отравление химикатами? Но он не слышал ни о каких промышленных
авариях или затонувших судах вблизи Суоменлахти[1]. И хотя
городские предприятия регулярно сливали в воду нечистоты, да и
местные жители не церемонились со стихией, это было как-то слишком
часто. Не только часто, но и странно.
Илья натянул перчатки, достал из футляра свой старый «ведьмин
зуб»[2] и принялся вскрывать рыбу. Ее тело быстро расползалось под
лезвием, внутренности уже обращались в зловонную кашу. Илья прикрыл
глаза, чтобы прощупать ауру, и увидел алые всполохи огня,
ядовито-зеленую слизь, услышал хлюпанье грязи под ногами и
встревоженный лай своего давно покойного фамильяра. Все, что
когда-то преследовало на пути к Туонеле[3]… Но как эти флюиды
проникли сюда?
«Неужто мертвый мир снова лихорадит?» — подумал он. За три года
после возвращения из Патруля случилось несколько малых прорывов
между мирами, которые плохо сказались и на природе, и на здоровье
людей. Водяной Змей — а Илью Лахтина все чаще называли именно так,
— уже не мог контролировать все сам и привлек других патрульных.
Взамен он отдал территорию бывшей гостиницы под место реабилитации
тех, кто пострадал от магических преступлений. Иногда он снова брал
заказы как наемник, но в целом пенсия от Патруля позволяла жить
более чем комфортно.
Однако на сердце было неспокойно, и даже привычная
бесстрастность товарищей-духов больше не обнадеживала. Илья
оглянулся, ища девятилетнюю Кайсу, которая напросилась вместе с ним
на побережье, пока ее мать отдыхала после дежурства. На миг он
замер, но тут же вздохнул с облегчением: дочь устроилась на
громоздких старых качелях, которые ребята притащили на пляж с
какой-то заброшенной дачи. Видимо, ей наскучило собирать ракушки,
большинство из которых было расколотыми и не годилось для амулетов.
А отцу нравилось, что она пока не ведала других забот.
Под мерный скрип качелей Илья вновь занялся рыбой — вскрыл ее
продольно до конца, аккуратно вырезал глаза, осмотрел жабры. И
вдруг заметил на лезвии «ведьминого зуба» несколько странных
крупинок. На вид это был не песок, не галька и даже не
металлическая пыль, а запах Илья не мог определить под прилипчивым
рыбьим духом. Будто само по себе это крошево не пахло и не имело
ауры, а только похищало чужие ароматы и энергию.
