Тусклый свет старой аварийной лампы, мигающей под потолком
станции, расчерчивал тени по стенам. Электричество бывало не
всегда, частенько освещение отключалось полностью. И люди
переходили на личные источники света, которые у них были.
Воздух был густым: пахло ржавчиной, маслом, потом и ещё чем-то
кислым, гниловатым. Сырая плитка под ногами скользила от влаги, а
из глубины тоннеля доносился далекий металлический скрежет. В эти
дни сама земля скрипела от боли.
— Пап… — голос Артема прозвучал тише, чем обычно. Он явно не
хотел тревожить, или наоборот, боялся нарушить зыбкое равновесие
между страхом и надеждой.
Отец сидел, опираясь спиной о холодную мраморную колонну, из
тех, что когда-то были гордостью московской подземки, а теперь
стали опорой для уставших людей. Его лицо осунулось. Скулы
прорезались острой гранью, под глазами залегли глубокие тени, а
кожа приобрела землистый оттенок. Последние дни он почти не спал,
прислушиваясь к каждому звуку, пытаясь услышать опасность раньше,
чем она подползет слишком близко к их семье.
Рядом с ним расположилась его жена, и мать всего семейства,
Вероника Павловна, а с другой стороны сидела Алиса, младший ребенок
в семье. Обе, как зеркальные отражения: одни черты, похожие глаза,
одни движения. Только одна – слегка устала от прожитых лет, другая
же из-за последних дней – превратилась в тень самой себя.
— Да, Артем… — ответил отец после паузы. Его голос был глухим, с
хрипотцой. Каждое слово с трудом раздавалось изнутри, сквозь
усталость, сквозь отчаяние. — Что слышно?
Артем сел рядом, положив между собой и отцом аккуратный сверток,
замотанный в кусок рваной армейской ткани болотного цвета
— Это на нашу семью, на пару дней… — сказал он, не поднимая
глаз.
Вместе они развернули ткань, и начали изучать содержимое.
Консервы – две банки без этикеток, черствый хлеб, отломанный
неровно, как если бы это была одна большая буханка. И пара литров
воды. Пластиковая бутылка, слегка помятая снизу, несколько мутная
жидкость, которую всё равно придётся пить.
— Четверо… — выдохнула мать. — На столько… — она не закончила,
просто посмотрела в сторону тёмного тоннеля, где эхо доносило
отголоски голосов других семей, тех, кто, как и они, цеплялся за
выживание в штольнях города, формирующегося под землей.
Артем слегка наклонился вперёд. Его глаза были спокойны, но в
этом спокойствии что-то давило. Он понизил голос до шепота.
