Ранний ноябрьский снег падал крупными хлопьями на мостовую
Уолл-стрит, превращая финансовый район в монохромную картину из
черно-белой фотографии.
Наш Packard осторожно маневрировал между редкими автомобилями,
чьи фары пробивали полуденные сумерки. За тонированными стеклами я
изучал последние сводки о состоянии «Merchants & Farmers Bank»,
небольшого, но стратегически важного финансового учреждения,
которое вот-вот должно перейти в мои руки.
— Босс, — О'Мэлли обернулся с переднего сиденья, — Наши
наблюдатели говорят, что люди Continental Trust уже в здании банка.
Приехали на полчаса раньше назначенного времени.
Я усмехнулся, складывая документы в кожаный портфель. После пары
удачных попыток Continental Trust перехватить мои активы, настала
моя пора действовать более агрессивно. На этот раз я не собирался
дать возможность опередить меня.
— Пусть сидят в приемной. Наше предложение уже принято советом
директоров.
Мартинс остановил автомобиль у скромного пятиэтажного здания из
красного кирпича на Стоун-стрит. Вывеска «Merchants & Farmers
Bank», установленная еще в 1891 году, покосилась и нуждалась в
реставрации.
Здание выглядело уныло в зимнем сумраке. Окна первого этажа
светились тускло, за стеклянными дверями виднелись силуэты людей. У
входа стоял черный Cadillac Series 353 с номерами штата Нью-Йорк,
явно принадлежащий представителям Continental Trust.
Швейцар, пожилой ирландец с седыми усами, узнал меня и
почтительно приподнял фуражку:
— Доброе утро, мистер Стерлинг. Мистер Хэмилтон ожидает вас в
конференц-зале на втором этаже.
Мы поднялись по узкой лестнице с чугунными перилами, украшенными
литыми розами. Стены коридора покрывали портреты основателей банка
и видных клиентов прошлых лет. Фотография торжественного открытия в
1891 году показывала толпу в цилиндрах и длинных сюртуках,
празднующую рождение «народного банка для честных тружеников».
Конференц-зал встретил нас атмосферой плохо скрываемого
отчаяния. За овальным столом из потемневшего дуба сидели пять
членов совета директоров банка. Все мужчины средних лет или старше,
в помятых костюмах и с усталыми лицами людей, боровшихся за
выживание семейного предприятия.
Председатель совета Джеймс Хэмилтон поднялся при моем появлении.
Высокий худощавый мужчина лет шестидесяти, с тщательно
подстриженными седыми усами и глубоко запавшими голубыми глазами.
Его черный костюм, некогда безупречный, теперь выглядел поношенным,
а золотая цепочка карманных часов потускнела от постоянного
нервного перебирания.
