Там, за огненной рекой

Почему ты в тюрьме, когда двери так широко открыты?

В традиции Джалаладдина Руми

«Вообще тут хорошо. Только время вышло».

И всё на этом. С самого утра слова назойливо крутились в голове, но ни в какую не раскрывались продолжением. Наверное, потому, что Лиля в них вовсе не верила.

Она раздражённо взмахнула рукой, отгоняя прилипчивую фразу, словно та была комаром. Какое, к чёрту, «тут хорошо», когда уже почти месяц, что она здесь находится, стоит непроглядный туман, в доме сыро, а волглые дрова в камине, стоит лишь затопить, дымят, трещат и выплёвывают на огнеупорный коврик колючие искры? И вообще совершенно непонятно, что она здесь делает. Тут нет ни массажей, ни развлечений хоть каких-нибудь мало-мальских. Пообщаться и то не с кем. Странный дом отдыха, если честно.

В первые дни Лиля чувствовала себя плохо, видеть никого не хотелось, а знакомиться с новыми людьми — тем более. В доме была оборудованная кухня, имелся небольшой запас продуктов, так что больше недели она никуда не выходила. Да и в дальнейшем особой причины не было: вода из крана текла чистая, хотя и со слегка горчащим, минеральным, что ли, привкусом, а запасы молотого кофе, чая и необходимый минимум съестных припасов исправно пополнялись каждое утро. Однажды на столе обнаружилась ещё горячая пшённая каша, которую Лиля всегда любила. А сегодня — рисовая. Но в обоих случаях каши оказались приторны до невозможности, и есть их она не смогла, после пары ложек замутило. Питалась преимущественно сухарями, сухофруктами, изредка лакомилась сырами. И много-много пила: обычной воды, прямо из-под крана, которой никак не могла напиться вдоволь. Вода казалась удивительно вкусной, и после неё Лиле становилось очень-очень спокойно. Что характерно, припасы появлялись исключительно в то время, когда она крепко спала — так что кто их приносил, понятия не имела. Горничных тоже ни разу не видела, при этом в её домике всегда было на удивление чисто, словно уборку делали минимум трижды в день. Даже если она оставляла с вечера на столе какую-то посуду, наутро та, вымытая до блеска, неизменно оказывалась в шкафчике. Как, ни разу её не разбудив, горничная ухитрялась не только вымыть посуду, но и ковёр в гостиной бесшумно пропылесосить, Лиля понятия не имела. В первую неделю она предприняла несколько попыток подстеречь хоть кого-нибудь из обслуживающего персонала, но как назло, именно в эти дни телефонный будильник объявлял демонстративный бойкот её благим начинаниям встать с первыми петухами. Спала она тут мертвецким сном. Впрочем, об этом сразу предупредили: крепкий сон сейчас — её лучшее лекарство.