Хрустальные Звёзды

Старые рамы с дребезжанием распахнулись.

Крупный дятел, чёрным оперением и красной «шапочкой» напоминающий кардинала, выпорхнул из дупла клёна, растущего перед домом. Из окна второго этажа высунулся темноволосый вихрастый мальчишка в широком свитере с подкатанными рукавами. Он поправил съехавшие на нос очки и закричал, обращаясь к кому-то внизу:

— Лиса, под кроватью её тоже нет!

Из-под лестницы у террасы донеслось лязганье, что-то с грохотом перевернулось, после чего послышалось сдавленное чертыхание.

Девочка-подросток, пятясь, выползла из-под потемневшего от дождя настила и разочарованно пробормотала, отряхивая руки от паутины:

— И здесь нет.

Бросив быстрый взгляд на младшего брата, она скорчила трагическую гримасу и воскликнула, воздев руки к небу:

— О, вечный творец миров Тайова, летящий над бездной на шёлковых нитях паучихи Кокъянгвиити, которая неустанно сучит их из собственного брюха и прядёт наше мироздание! К тебе взываю!

Мальчик округлил глаза и покрутил пальцем у виска, но небо ответило отдалённым громовым раскатом, и Лиса, кивнув сама себе, продолжила:

— О, мать Кокъянгвиити! Когда-то ты сплела паутину этого мира: и звёзды, чтобы было куда расти, и горы, чтобы стать ближе к звёздам, и леса для зверя, и реки, полные рыбы, и духов, чтобы всё это охранять. И людей, которые открыли глаза, чтобы сказать, как хорош четвёртый мир Тайовы, тоже сплела ты, паучиха Кокъянгвиити. К тебе взываю!

Единственный зритель этого артистического представления перевесился через подоконник. За сестрой он наблюдал со всё растущим любопытством.

— Не ушла ли в Священный Лес — тот, что за курятником, — наша Фанни? Ответьте нам, духи!

Девочка запрокинула голову, закрыла глаза, и на её лицо упали капли дождя.

И голос сверху ответил ей:

— Я думаю, она всё-таки на чердаке.

Лиса открыла глаза, вздохнула и разочарованно посмотрела на младшего брата, ехидно ухмыляющегося из окна:

— Вот из-за таких как ты, Макс, древние духи и ушли в леса!

Так Лиса и Макс Шеверсы четвёртый час искали кошку.

Эта тощая трёхцветная приблуда жила на ферме уже года полтора, но до сих хранила независимость и входить в семью на правах одомашненной не желала. Понятно, что независимость её была скорее условной — миску с кормом, который щедрой рукой отмеряли ей в семействе Шеверсов, она опустошала мгновенно, но никаких вам почесать за ушком или подставить пушистое брюшко — увольте, вот ещё глупости! Крыс и мышей, правда, душила исправно, и за это на её нелюдимость закрывали глаза.