– А ну цыц, говорю! Ишь чаво удумала, шельма!
– Батюшка, помилуйте.
– Чаааво?! Помиловать? Сгинь отсель, пока не убил, пойдешь как миленькая, замужем не в кандалах ходить! Уйди!
– Маменька, рОдная, ой прошу тебя пожалейте, уговорите папеньку не сватать за Петьку, плохой он, все боятся его, не надо нам денег евонных, еще пуще работать буду, обузой не стану!
– Васелиночка, доченька, как же могу отцу перечить, убьет обоих, терпи милая и Боженьке молись, если не судьба тебе Петька, не стать ему мужем твоим.
– Ах маменька, что же вы, да как же это, утоплюсь, но не выйду!
– Ах ты ж Господи, свят, свят, Васечка, дитя мое неразумное, молись Богу и проси, все сладится милая!
– Свет мой, Боженька, пожалей меня грешную, не позволь случится худому, отверни от меня мужа неприглядного, помоги Батюшке свет увидеть, успокой мою душу, аминь.
Уснула девушка после молитвы тревожным сном. Видит поле раскинулось, а на нем васильки цветут что ступить некуда. Птицы кричат что оглохнуть можно, с хвостами длинными, никогда таких не видела, ходят, а лететь не летят. А за полем вдруг море увидела, волнуется, черное, неспокойно бурлит. Вошла Василиса в воду, холодно, но идет: «Не услышал меня Боженька, вот погибель моя наступила», оглянулась назад не видать ли деревни? А там только скалы, а где же поле и васильки? «Ох страшно мне, маменька», повернулась к морю, и оно исчезло, лишь песок под ногами остался. Впереди увидела сад, да вода где то зажурчала, «Ах как пить хочется». В саду стояла каменная чаша, а из нее водичка била, первый раз такое видела девушка. Наклонилась зачерпнуть водички, и увидела лицо свое, только волосы распустились там, золотом украшены, испугавшись отшатнулась“ Господи, что же это? Помоги мне грешной! Назад, домой скорее в деревню! „Только как не искала из сада калитку, найти не могла, вокруг забор высокий, пыталась перелезть, но чем выше лезла, тем выше становился забор. Спустилась и заплакала. И вдруг голубка закурлыкала рядом, белая, как облачко.
– Ах голубка милая, помоги к матушке вернуться, летаешь высоко, укажи дорогу домой.
– Домой не вернешься, здесь твой дом.
Обернулась на голос чужой и проснулась вся в горячке. Уж третий день в бреду все лежит и стонет, полотенцем холодным обтирают, все равно горит огнем. Отец извелся, застрадал, вспоминая разговор последний, украдкой слезу стирал, одна у них она, не дал Бог больше ребяток, а заболела, так хоть сам ложись рядом да помирай. Мать все дни сидит, все просила Угодника пожалеть кровинку, видать услышал, открыла глаза то, Господи, что же это, эх. И снова слеза навернулась как невовремя. Свадьбе быть как и обещано, но опосля, пусть окрепнет малость, хворая жена ни к месту в новом доме.
