Посвящается А. В.
Он ждал.
Холодные и печальные глаза вгрызались в темноту ночи, уши стояли торчком, впитывая каждый доносящийся до них звук, ноздри вдыхали сотни самых разных запахов, из которых ему нужен был лишь один, а когтистые лапы, покрытые чёрной шерстью, бесшумно ступали по мягкому белому снегу.
Кругом возвышались укрытые под белыми одеяниями высокие деревья с массивными и широкими стволами, с тёмного беззвёдного неба падал косой и мокрый снег. Раньше в этих местах шёл лишь мягкий и тёплый снежок, но теперь здесь всё было по-другому. Эта зима обещала быть по-настоящему холодной. Впервые за много лет.
Он не знал, сколько дней и ночей провёл так, абсолютно один блуждая по этому бесконечному лесу, долине и горам в поисках если не её, то хотя бы какой-нибудь ниточки, ведущей к ней. Она не могла просто так взять и исчезнуть или просто уйти. После всего, что было… это невозможно.
Он искал. Искал, где только возможно, перерыл каждую пещеру, каждый закоулок, каждый отнорок. Искал везде, где был хотя бы мизерный шанс найти. Искал, пока наконец не смирился и не опустил лапы.
Теперь он просто ждал.
Опушка леса вывела его к знакомому и родному месту, за всё это время ставшему ему вторым домом. Он приходил сюда каждую ночь с тех пор, как потерял надежду и перестал её искать. Небольшое покрытое белыми барханами поле, со всех сторон окружённое лесом, плавно спускалось к озеру, сейчас скрытому под толщей холодного и запорошенного снегом льда. Ветер усиливался, тихо подвывая и пробирая его своим холодом до самых костей, снег сыпал всё обильнее, предвещая скорую метель.
Его это не волновало.
Спустившись к самому берегу, к самой кромке льда, он сел на задние лапы, после чего издал протяжный и душераздирающий вой, хоть луны на небе не было и в помине. Нет, он не звал свою стаю. Он звал её, в надежде, что она услышит этот зов, где бы ни была, и придёт на него. Вернётся к нему. Но шло время, а её всё не было, как и тысячи таких же ночей до этого. Возможно, эта станет последней.
Он улёгся прямо на холодный снег, вытянув лапы вперёд и положив на них морду, тихо поскуливая и вглядываясь тоскливыми, до краёв налитыми болью, яркими льдисто-голубыми глазами в размытый и неразличимый из-за поднимающейся бури, горизонт.