Я висела в густой темноте. Ни пола,
ни потолка, ни единого лучика света. Казалось, что за окном просто
глубокая ночь, да и я всегда задергивала шторы, чтобы солнце не
било в лицо утром.
Протянув руку в сторону тумбочки, я
рассчитывала нащупать мобильный телефон, но пальцы не ухватили
ничего.
Ни тумбочки, ни телефона.
Пустота.
Какого черта?!
Дернувшись, я попыталась подняться,
но в этот самый момент опора просто пропала, заставив меня
кувыркнуться вниз головой, да так и зависнуть, не в силах вернуться
хотя бы в прежнее положение.
– Эй! Что происходит?!
Орала я так, что горло сдавило
болезненным спазмом.
Но ответа не последовало.
Голову пронзила острая пульсирующая
боль. В виски будто методично вбивали гвозди, да с такой силой, что
все тело сотрясалось от сдавленных стонов и подкативших
рыданий.
– Ника, вечно ты копаешься, как
улитка!
Голос подруги ударил в голову
колокольный звоном. Мы должны были пойти гулять сегодня. Сегодня
же? Или это было вчера?
Я не могу вспомнить!..
– Смотри!
Перед глазами всплыла тусклая
картинка знакомой улицы. Кожу обожгло жаром, воздух был такой
густой и влажный. Не удивительно, на улице – разгар лета.
Вот и кофейня на углу.
Вывеска еще такая странная. Рыжий
кот, свернувшийся в бублик вокруг дымящейся кофейной чашки.
Она увидела там кого-то…
Кого?
– Это не твой Марк?
Марк. Такое знакомое имя.
Боль медленно отпустила голову и
стекла куда-то к сердцу. Оно застучало сильнее, колотилось о ребра,
как сумасшедшее, хотело вырваться прочь и сбежать в темноту.
Моего жениха звали Марк, точно.
Он был в кофейне с другой. Они
смеялись, говорили, склонившись друг к другу, он заправлял волосы
ей за ухо.
Я так сильно разозлилась.
Выскочила вон.
А что потом? Почему я не могу
вспомнить?!
– Хи-хи! Потому что ты умерла,
милочка, – над моей головой раздался тихий злой голос.
Высокий, старушечий и скрипучий
говор, каким обычно бабульки у метро предлагали купить цветы или
семечки, прибил меня к месту и сковал по рукам и ногам, даже
головой не пошевелить.
Меня резко крутануло в воздухе,
перед глазами заплясали разноцветные мушки и сильно затошнило.
Но еще больше затошнило, когда я
все-таки рассмотрела “старушку”.
Огромное лицо, исполосованное
глубокими морщинами, покачивалось на тонкой “лебединой” шее. Оно
было настолько колоссальным, что казалось, будто голова занимает
все пространство передо мной. Совершенно черные глаза, лишенные
белков, вперили в меня такой взгляд, что захотелось сжаться и
спрятаться куда-нибудь.
