Что бы хоть как то защититься от
нападающей разъярённой тигрицы, Лёха не придумал ничего лучше, как
поймать её свободной левой рукой за шею, притянуть к себе и
поцеловать. От неожиданности произошедшего, женское существо
пыталось вертеть головой, вырываться и даже укусить пару раз. В
какой то момент, Лёха почувствовал, что угроза его здоровью вроде
бы исчезла и девушка перестала дёргаться, он аккуратно отпустил
сидящую сверху на нём тигрицу. И вдруг ощутил, как её ловкий язычок
проник ему в рот и как прильнули её чувственные губы…
22 сентября 1936. Кабинет
Кузнецова в Картахене.
Военно-морской советник продолжал
свою показную тираду, делая вид, что ругает Лёху, хотя на самом
деле был доволен:
— Что, разбил самолёт! Хулиган! —
ворчал он, грозно хмуря брови. — Понабрали в Красную Армию по
объявлению, а потом галоши пропадают!
Лёха, не обращая внимания на
притворные упрёки, вспоминал, как всё произошло.
*****
— Пид***расы проклятые! – все что
успел высказать Лёха, по поводу меткости испанских зенитчиков.
Странное решение французских
инженеров, разместить двигатель на отдельном пилоне, спасло самолет
от взрыва.
Лёха чудом сумел притереть валящуюся
на крыло машину к полосе, самолет грохнулся и помчался рассыпая за
собой искры прямиком к ангару технической части.
Так скромный героизм одних был
перечёркнут метким разгильдяйством других.
Лёха с Кузьмичом и два испанских
участника полёта стояли и смотрели как техники тушат горящий
двигатель. Позднее самолет оттащили за ангар технической части и он
пополнил коллекцию запасных частей аэродрома. Лёха подсуетился и
ловко простимулировав испанских техников, скрутил и спрятал всё
ценное, что можно было снять с самолета, начав с аппаратуры
внутренней связи.
Как потом выяснили, наводчик
придремал на жарком солнце и, проснувшись от резкого крика, не
разбираясь, успел влепить очередь в садящийся самолёт, прежде чем
его оторвали от гашетки. Как потом перекрестился Лёха, узнав
подробности, хорошо, что спал наводчик зенитных пулемётов, а не
40-мм «Бофорса».
«А то бы нас разделали на отбивные» -
с содроганием подумал Лёха.
Первым делом, когда он вытащил из
дымящегося самолёта Кузьмича, он спросил:
— Ты фотоаппарат взял?
Кузьмич, весь в пыли и ещё дрожащий
от пережитого, начал лихорадочно шарить по карманам галифе.
