Двор пустыря в эту ночь был освещён словно полуденным солнцем.
Высокий белокаменный забор, кривое безлистное дерево у заколоченных
ворот, и двухэтажный дом с выбитыми окнами и отсутствующими
дверями. Освещаемый луной заброшенный особняк давно уже служил
тому, зачем мы тут все собрались. Он же служил молчаливым
воспоминанием того, что случается с семьями, чьи отпрыски не следят
за языком.
— Господа не жалеете ли примириться? — холодно и с хрипотцой
промолвил распорядитель, высокий худощавый мужчина в синем потертом
камзоле и в маске с печальной гримасой, скрывающей лицо.
— Нет! — жёстко ответил Дмитрий.
— Дим, я еще раз тебе говорю, у меня и твоей сестры ничего… —
произнес я, но оппонент не дал мне закончить фразу.
— Не оскорбляй её имя своей ложью! — рявкнул Дмитрий.
Он был невысок, крепок, как и я молод, но черноволос. Взгляд его
колючих чёрных глаз зло ошпарил меня, а губы, договорив, замерли
так и не закрывшись, обнажая стиснутые зубы.
— Ну, сам смотри. — покачав головой, ответил я, добавив уже
распорядителю, — Нет.
Маска кивнула. И в этом кивке чувствовалась печаль и огромный
житейский опыт. Секунданты постарались, найдя кого-то опытного в
делах не угодных Империи. Они хмуро стояли у самого порога
брошенного строения наблюдая за нами. С моей стороны это был барон
Михаил Измайлов, а со стороны моего оппонента маркиз Игорь
Суворов.
— Вы выбрали сабли. Напоминаю, что бой идет до первой крови.
Магию не используем, лечимся только по моей команде. — методично
напоминал распорядитель.
Как будто он не станет глушить эту самую магию.
Маги-аннигиляторы, как и свойственно их ремеслу, не ощущались, и
потому, не было понятно насколько обладатель грустной маски
силён.
— Вы выбрали подвижную дуэль, но ограничьтесь пределами пустыря!
— произнес распорядитель, и это была не просьба, это была зона его
силы антимага, в куполе которой мы и планировали драться.
Вернее планировали не мы, а конкретно он - Барон Дмитрий
Яблонский, средний из сыновей графа Яблонского и старший брат
Яблонской Лизы.
Моя сабля медленно извлекалась из аккуратных позолоченных
ножен.
Я стоял на залитом лунным светом увядшем газоне, сжимая в руках
отцовское оружие. Холодный металл казался продолжением моей руки, а
каждая деталь клинка была знакома мне до боли.
Мой противник нервничал, как будто знал исход нашего поединка
заранее.
