Многоточия

Самолет пошел на снижение, и стюард легонько коснулся ее плеча.

Сначала Юла хотела покрепче зажмуриться, делая вид, что спит, чтобы ее не трогали, но поняла, что это было глупо. В их самолете никто не спал, потому что с бортом были какие-то неполадки и уже больше часа они кружили над Шереметьево, выжигая керосин.

Про керосин ей рассказала соседка: не в меру говорливая мадам неопределенного возраста. Мадам паниковала, обмахивалась инструкцией по поведению в нештатных ситуациях и то и дело вызывала стюарда, чтобы задать один и тот же вопрос: точно ли мы не падаем и если падаем, то почему так долго.

Юла поначалу смотрела в иллюминатор на огоньки, а потом сделала вид, что спит, лишь бы от нее отстали. Дама не преминула поинтересоваться, почему она так спокойна.

«Да потому что!» — хотелось заорать в ответ, но Юла только пожала плечами и ответила:

— Ну разобьемся, и что с того?

В ответ услышала целую лекцию о том, что она такая молоденькая и красивая, но такая еще дурочка.

Последнее слово заставило скрипнуть зубами.

— Юленька, ты еще такая дурочка, — с мерзкой добренькой улыбочкой то и дело повторяла ее новоиспеченная мачеха.

Смешно сказать, Юле вот-вот должно было исполниться девятнадцать, а ее «новой маме» было двадцать три. И из них двоих именно она считалась «еще такой дурочкой». И ведь не только сама «мамочка» так считала, но и отец.

Юла достала из сумочки телефон и, включив камеру, направила ее на иллюминатор. Соседка, к счастью, от нее отстала, переключившись на проходившего мимо стюарда.

Боялась ли Юла разбиться? Да ей было, признаться, все равно. В голове, конечно, всплыли мысли об отце, который, может быть, хоть в этом случае что-нибудь бы понял, а потом там прозвучал бабушкин голос: «Юленька, девочка моя, твой отец прекрасно все понимает. Просто наличие штанов и буковок «муж» в паспорте, увы, не делает человека мужчиной».

Юла невольно улыбнулась. По бабуле она соскучилась до смерти. Предстоящая встреча была единственным, что радовало ее в необходимости возвращаться в Москву. Юла не хотела возвращаться туда, где ей было плохо. Вот только в солнечной Калифорнии было точно так же, как и в холодной Москве, потому что, как любила повторять бабуля, «куда бы ты ни ехал, везде берешь с собой себя».

— У тебя камера выключилась, — неожиданно сказала соседка.