СУББОТНЕЕ
Хвала небесам, по субботам утренняя
сирена не орала! Продрых я ажно до одиннадцати. Мог бы и подольше,
но в сознание настойчиво вбуровливались чьи-то голоса. Главное,
громко так, словно в ванной у меня разговаривают! Я прям проснулся,
голову от подушки поднял – фу ты, пень горелый, послышалось, не у
меня! И тут я понял. Это ж мне вчера после ресторану жарко всё
казалось, я окно и приоткрыл, да не форточку, как обычно, а прямо
раму. Садик там, сирень цвет набрала.
Вот, видать, в кустах этой сирени и
разговаривали двое. Точнее, один (вроде, постарше и погрубее)
выговаривал, а второй время от времени пытался что-то вялое
мямлить, но оправдываться у него выходило плохо. Никак, кто-то из
папаш сынка нерадивого распекает.
Я хотел прикрыть окно, но подумал
вдруг, что этим привлеку внимание и составлю общий конфуз. Не стал.
И невольно разобрал слова:
– Ты сам соображаешь, о чём ты
просишь?! Да как не совестно тебе перед сестрой, ведь помолвку её
пришлось отложить – половина денег от имений на твой экстернат
пошла!
– Но папа, как вы не поймёте, явиться
в класс после позора на дуэли...
– А раньше надо было думать! –
взвился взрослый голос. – Думать надо, сударь, головой, а не тем
местом, на котором сидят!!!
– Откуда я мог знать, что это князя
Ивана друг...
Оп-па, не про меня ли тут речи?
– ВЕЛИКОГО князя Ивана
Кирилловича! – голос отца приобрёл угрожающие модуляции. –
Гляди-ка, нахватался либерализма! Ты соображаешь, если кто услышит
да донесёт, как ты его тут навеличиваешь?! – пауза и сердитое
шуршание. – Ты, дурья твоя башка, забыл, должно быть, что своим
положением в свете обязан боевым заслугам деда, его геройству, а? А
не своим прекрасным...
– Папа!
– Что «папа»?! Заигрался в
аристократию?! Забыл, что дед-то так же, как тот казак, из унтеров
поднялся?! Из солдатских детей, а?! Благодаря уму, усердию и
отваге! А внук... Да если он узнает, что ты тут родовитостью
кичился, не видать тебе ни наследства, ни приличных назначений, как
своих ушей!
– Извини...
– «Извини»! – взрослый голос
становился то громче, то тише, словно человек расхаживал туда-сюда
за кустами. – Не у меня извинений должен бы просить, а у соперника
своего. Это ж надо до такой подлости опуститься! – многоэтажное
казарменное ругательство сквозь зубы, снова длинная пауза и
яростное: – За пропущенную неделю сам с преподавателями
договоришься и рассчитаешься, чтоб никаких хвостов! И ещё один
такой фокус – будешь, засранец, в заштатном гарнизоне на писарской
должности всю жизнь корпеть!
