Подобие Герострата
Рассказ
– Вы не сочувствуете детям Германии?
– Сочувствую.
М. А. Булгаков, «Собачье сердце».
– Герасим, – обратилась девушка, устав от интервью с таким тугодумом, – вы действительно нажмете на ядерную кнопку и убьете миллион жителей Южных островов?
– Безусловно, я нажму на эту чертову красную кнопку. – Самодовольно повторил Герасим Стронг, по матери, Геринг. – И Южные острова познают всю мощь и справедливость Триннии. Нашей великой и славной страны. – Чуть ли не прокричал он, виновник торжества, вдохновитель нации, звезда последних недель во всех сводках новостей и сообщений. Его родословную. Его детские годы, школьные, студенческие. Диктанты, контрольные, аттестаты. Друзей, знакомых, с кем хоть раз поздоровался. – Агрессивная Евгетия должна понять, что мы не шутим. – Маргарет Клинтон даже не знала, что еще спросить, потому что собеседник сам себя топил и без ее помощи. Выборы Международного референдума Ближних островов во главе с Триннией показали, что за ядерный удар по Южным островам проголосовало более семидесяти процентов граждан, которые входили в Негласный Союз двух великих морских держав. Второй пункт бюллетеня предполагал, за кем остается решительное право нажать на кнопку. Ни один военный и политик свою подпись не поставит, руку не положит на рычаг, потому что ни королева Ближних островов, ни президент Триннии такой приказ с начала Третьей эры не в силах были давать.
Позже началось нечто невообразимое. Люди выходили на митинги. Предлагали еще один Референдум. Появились активисты, протестанты, эксперты.
Образ Герасима был комичным. Над ним смеялись. На него писали шаржи и мемы, стебы и тролинг. В первую неделю он был ходячей катастрофой: то спотыкался в прямом эфире, то нес какую-то ерунду про социальное равенство и справедливость, то оскорблял несчастных гендеров и геев, называя их убогим пособием ублюдства и подобием для немощных кастратов. В его адрес полетело жуткое «гомофоб». И Герасим недоумевал. На одну восьмую евгетской крови он никак не мог перевести это слово, сколько его не изучал, не переводил, не склонял. Для него это слово осталось как иероглифы Дальнеостровных государств. В итоге он решил, что умен и очень мил и что это больше нечто героическое, чем преступление.
