Лан испуганно озирался, не в силах понять куда он попал. Раскинувшийся перед ним пейзаж напоминал красочную, но неестественную картинку. Вроде птички поют и бабочки летают, вот пчёлки-труженицы собирают нектар и пыльцу с луговых цветов, но всё какое-то плоское и слишком яркое. Горная гряда вдали пестрит всеми цветами радуги, а сама радуга такая, что на неё кажется можно легко забраться. Небо чересчур синее, облака слишком пушистые, даже коровы, пасущиеся неподалёку блестят чистой шерстью на боках, а мухи и слепни, их постоянные спутники, не вьются над бесплатным угощением. Больше всего это напоминало нарисованную детской рукой и чудесным образом ожившую картинку. Вот и чистенький домик с завитушками дыма из трубы стоит на берегу речки, среди сада с ветвями, согнувшимися под тяжестью плодов. Солнце светит, но не слепит, согревает, но не жарит и пыли под ногами совсем нет.
Осмотревшись, Лан зашагал по дороге, вьющейся среди редких деревьев и подходящей вплотную к саду. Из дома вышла розовощёкая женщина в белом переднике и с приветливой улыбкой на красивом лице, взяла в руки вёдра, стоящие на крыльце и пошла за водой к колодцу, расположенному неподалёку. Увидев Лана, она остановилась, поставила на землю вёдра и поманила его рукой. Убедившись, что мальчик повернул к дому, она открыла крышку на колодце и начала крутить ворот.
– Пойдём в дом. – Сказала она подошедшему Лану и подняла запотевшие вёдра, полные ледяной воды. – Я угощу тебя молоком с пирожками, а ты мне расскажешь куда путь держишь и почему один?
В животе у Лана громко забурчало в ответ на слова хуторянки. Женщина снова как-то заученно улыбнулась и пошла к крыльцу, на котором стояла большая бадья для воды, накрытая крышкой, куда она аккуратно, не пролив ни одной капли перелила воду из вёдер.
Внутри оказалось неожиданно светло, несмотря на небольшие окна. Посередине стоял стол, накрытый белой скатертью, на котором разместились: глиняный кувшин, две деревянные кружки и большое блюдо с горкой пирожков, накрытое кружевной салфеткой. Печь занимала добрую треть комнаты. На ней что-то булькало в чугунке, но пахло только свежей выпечкой. Везде, где только можно и где им было совершенно нечего делать, висели занавесочки, салфеточки, платочки и прихватки, всё такое кружевное и белоснежное. Cлишком чисто, даже печь сияет первозданной белизной.
