Наш небольшой отряд из шести человек, включая меня, продвигался на гусеничном вездеходе по одной из диких достаточно широких долин, промытой речкой, летом почти пересохшей, усыпанной галькой, ограниченной сглаженными веками дикими сопками, когда я заметил странное существо, отползавшее от ручья. Это случилось в полдень примерно часа через три после того, как мы свернули с трассы, соединяющий Колымский край с Якутией. Трассу проложили в сталинские времена, по ней гоняли осужденных – и уголовников, и политических, всяких, – в дальние лагеря, где заставляли работать на рудниках, в шахтах
Сидевший рядом со мной начальник тоже слепым не был, заинтересовался. Раненный горный баран? Правда, он тут же засомневался, вспомнив – охота сейчас запрещена, браконьеры вряд ли забираются в эту отдалённую от цивилизации, гибельную местность. Хотя я сбавил скорость вездехода, гусеницы тише лязгали по гальке, всё равно Петухову приходилось наклоняться ко мне и кричать чуть ли не в самое ухо, иначе я плохо слышал. Главный недостаток гусеничной техники – грохочет при движении по твёрдому грунту. Спасая уши, я пробовал затыкать их ватой, мало помогало.
Вскоре мы поняли: на гальке человек, даже не полз, слабо шевелил парализованными конечностями, как покалеченный червяк, почти не передвигаясь. Когда я остановил вездеход метрах в десяти от него, он вообще вытянулся и затих.
Выпрыгнувший из кабины начальник поспешил подойти к незнакомцу.
Тот не сразу, и с усилием, все же приподнял голову. Свалявшаяся мокрая бородка затопляла его физиономию, рыжеватые волосы на голове хотя и жидкие, но длинные, спереди неровно спадали на лоб до глаз, закрывали уши, возраст не разобрать. Наряд на его теле одеждой назвать нельзя: липла к телу облезлая фуфайка, изношенные штаны непонятного цвета рваные, тоже мокрые, незадолго до нашего появления бродяга переползал ручей. На его левой ноге красовался старый ботинок с отрывавшейся сзади подошвой, второго ботинка вообще не было, голая израненная ступня слабо кровоточила лишь потому, что в теле дядьки крови, вероятно, почти не оставалось. Хотя я не подходил к бродяге, тоже выбравшись из кабины, но казалось, даже на расстоянии улавливал исходивший от него тлетворный, помойный запах. Неудивительно, что Петухов трогал бродягу за плечо осторожно – возможно опасался подцепить заразу или боялся, что тот, чего доброго, даже от лёгкого сотрясения умрёт, однако считал – не должен быть сторонним наблюдателем, не забывал – он начальник, обязан разобраться в ситуации.