Пролог.
Невысокий пожилой мужчина брел по улице. Видно было, что немного
пьяненький. Шаг неровный, на лице блуждающая улыбка, бормотал
что-то себе под нос. В руке у него зажат пышный букет, под мышкой -
большая красная обложка с красивой надписью «Почетная грамота»,
которые многое объясняли. Выходит, не выпивоха, а с официального
мероприятия идет.
- Вот и все… Эх, пятьдесят лет, как один день пролетели, -
вздыхал он, то и дело поправляя выскальзывающую грамоту. Поэтому
время от времени и останавливался, чтобы перехватить обложку
поудобнее. Жалко, ведь, если выскользнет и упадет. - А молодцы
ведь… По-человечески проводили…
Иван Петрович вспомнил про бывших коллег, что после
торжественной официальной части устроили учителю литературы и ее
неофициальную часть. Он ведь даже не ожидал того, что все пройдет
так душевно, по-семейному.
- Молодцы, - остановившись у скамьи, положил букет. Слезы на
глазах выступили, а платок по-другому было не достать. Руки ведь
заняты. - Девчонки все сами приготовили, мастерицы они у нас…Все на
столе было - и закуски, и горячее. Все аппетитное… Настоящие
мастерицы.
Вытер слезы, положил аккуратно сложенный платок на место, и
пошел дальше.
- И РОНО не забыло, грамотой отметило… В прошлом году
Заслуженного дали, теперь к пенсии прибавка пойдет. Спасибо, не
забыли…
Вроде бы все хорошо, а слезы все равно снова и снова выступали в
уголках глаз, инет-нет да и раздавался очередной вздох.
- Жаль… Эх… Я ведь еще поработал бы, - Иван Петрович качнул
головой, словно соглашаясь со своими словами. - Силы еще есть, с
головой тоже порядок, да и с ребятишками язык вроде нахожу.
Конечно же, про «голову и общий язык» он немного слукавил, не
стал себя хвалить. Скромность, несомненно, украшает человека, но в
некоторых случаях лучше от нее немного отступить. Ведь, таких, как
он, давно уже называют учителями от Бога. И дело было не только в
глубоком знании предмета, оригинальной увлекательной манере подачи
материала, потрясающей коммуникабельности, но и в особой любви к
литературе. Последние ощущали и малыши начальной школы, которых
приводили на его необыкновенные вечера живой поэзии, но и ученики
постарше, остро чувствовавшие неравнодушие педагога. Свое особое
слово у него находилось и для самых старших ребят, зарождающийся
цинизм и жестокость которых тоже удавалось поколебать.
