Занимался рассвет. Я стояла у окна
спальни, ощущая во рту привкус предательства, унижения и горечи
антимагического зелья. Последнее задело особенно остро: двое
всадников держали меня за руки, пока третий заливал мерзкую
жидкость прямо в горло, предусмотрительно зажав нос ладонью. Когда
они бросили меня в комнате, обессиленную и разбитую, ночь уже
перевалила за половину. Теперь бессмысленно было вызывать рвоту в
попытке избавиться от зелья, оно давно успело подействовать.
«На рассвете она станет моей женой».
Безразличное лицо Рейнара вставало перед глазами всякий раз, когда
я пыталась уснуть. Его холодные слова эхом отдавались в ушах. Он
никак не отреагировал на мои мольбы там, в зале, не пришёл и в
комнату, хотя я до хрипа сорвала горло, зовя его, и содрала ладони
в кровь, пытаясь достучаться до стражников. Лишь пару часов назад
пришли молчаливые служанки, принесли новое свадебное платье, вместо
предыдущего испачканного.
Этот наряд оказался куда проще, с
высоким воротом под горло и длинными рукавами, открывающими лишь
запястья. Женщины попытались умыть и заново причесать меня, но я
выгнала их, швырнув в ближайшую служанку серебряную вазу из-под
фруктов. Краткий приступ ярости придал сил, я ругалась не хуже
грузчика, наверняка перебудив половину замка, но повелитель Дикой
Охоты так и не явился на шум.
Повелитель.
С губ сорвался горький смешок, когда
я вспомнила, с каким безрассудством защищала Рейнара. Хейдрек, его
отец и предыдущий повелитель, никак не ожидал такого отпора, за что
и поплатился жизнью. А я снова оказалась на пороге ненавистного
брака. Конечно, Рейнар – не Хейдрек, он не внушал отвращения и
ужаса, но соглашаться на замужество, только потому что мне
померещилась влюблённость, я не хотела. Тем более нет никаких
гарантий, что теперь, будучи повелителем, Рейнар не захочет
избавиться от меня по прошествии времени, чтобы заполучить не
только мою магию, но и дар следующей невесты.
Яркой вспышкой пронеслось
воспоминание о той ночи у лесного озера, о жадных губах Рейнара на
моей коже, его горячих руках на моих бёдрах. Сердце заныло от
желания, но одновременно захотелось надавать себе оплеух. Очнись,
Агата! Нельзя влюбляться в мужчину, который утаил самое главное о
себе. Знай я, кто он такой, то бросила бы его ещё в том лесу, где
случайно призвала цвергов.
