— Лияра Хойер, в девичестве фон Армфельт, вы обвиняетесь в
пособничестве магам Тени, подготовке заговора против императорского
рода и покушении на жизнь его величества. За это вы
приговариваетесь к смертной казни. По просьбе вашего мужа, великого
князя Эмиля Хойера, вы будете казнены благородным способом: через
обезглавливание. Приговор исполнят завтра на рассвете. Суд
окончен.
Пухлый чиновник в чёрной мантии захлопывает огромный талмуд,
лежащий перед ним на столе. Все присутствующие от аристократов до
мелких судейских служек поднимаются на ноги и глубоко кланяются
императору всея Сиории Стефану Первому. Все — кроме меня. Я так и
стою на коленях посреди крытой залы амфитеатра, не в силах поднять
голову. Руки дрожат, сердце заполошно бьётся в груди. Нет уж, Лия
Армфельт, ты не покажешь им свою слабость! Если меня решили
упрятать в могилу, то кое-кого я постараюсь утащить с собой!
— Ваше императорское величество! — Я поднимаю взгляд к
центральной ложе. Мой голос заполняет всё пространство, заставляя
судью вздрогнуть, а стражу предупредительно схватиться за ружья. —
Боюсь, сведения из моего допроса не дошли до вас, государь. Я не
владею даром Тени и не устраивала заговор против императорского
рода, в отличие от вашего брата!
Владыка Сиорской империи Стефан Первый хмурится. Я вижу, как
обеспокоенно кривится его лоб, как прядь чёрных волос падает на
глаза, и он нервным жестом заправляет её за ухо. Тонкие черты лица,
пронзительные серые глаза, уверенная посадка головы — в этом они с
братом так похожи! Я смотрю только на императора, боясь взглянуть
чуть правее, туда, где сидит мой благородный муж. Если я увижу
презрительную ухмылку, столь знакомую по недолгому браку, то
непременно плюну ему в лицо. Не то, чтобы меня смущает нарушение
этикета — о каких правилах вообще идёт речь, когда одной ногой
стоишь на эшафоте? — просто не достану же.
От моих слов благопристойное общество в миг превращается в
растревоженный улей: от шепотков, возгласов и аханий придворных
шумит в ушах. Стража бесцеремонно вздёргивает меня на ноги, а судья
стучит молоточком, крича:
— Тишина! Тишина!
Все замолкают, стоит императору поднять руку. Он склоняет голову
вправо, я вижу, как тонкие губы мужа склоняются к уху брата, что-то
еле слышно шепча. Один из гвардейцев подаёт Эмилю сложенные вдвое
листки, которые тут же переходят в руки Стефана.
