– Семнадцатый! – сказал Саша и снял с себя клеща. Для этого ему пришлось остановить велосипед и съехать на обочину. Мы тоже спешились. Начали, в который уже раз, осматривать друг друга. Слева и справа нависали над нами обожжённые весенним солнцем выходы змеевика. Между скалами ярко цвели жёлтые адонисы и такие же жёлтые акации.
– Я сейчас, снимок на память, – Саша вытащил из кармана телефон и стал карабкаться на гору.
– В самое клещевое место полез. Сейчас они дадут жару, – Павел, мой племянник и Сашкин друг, передернулся от отвращения. Он поправил резинки, которые стягивали штанины его брюк. – Сюда надо скинни надевать. Зауженные.
Мы ехали в Аулганское ущелье, и чем круче спускалась дорога к каньону, тем больше атак кровососущих мы отражали.
– Гвардия защищает своего короля, – вслух размышлял Саша, – чем мы ближе к ущелью, тем гвардейцы свирепее.
– Они свирепеют от твоей суетливости, – пыхтел Павел. – Туда полез, сюда полез. Скоро весь интернет фотками акации завалишь! Всё будет желтым!
– Тогда почему они на тебя нападают, раз ты такой… степенный? – Саша мастерски подобрал слово.
– Потому что меня много, – сказал Паша и повел плечами. Он был выше Саньки и массивнее. – Если ты клещ и прыгаешь с куста акации – мимо меня не промахнёшься!
Это правда, мимо Паши не пролетишь. А Саня из-за своего темперамента так стремительно передвигался между чилигой, что сам подхватывал своей грудью все летящее и прыгающее по миру.
– Девятнадцатый! – закричал Саша, возвращаясь к велосипеду. – Как они своего короля любят!
– Королей так не защищают, кому они сдались!
– А что они защищают?
– Хороший вопрос, – ответил Павел. – Ради этого, может, мы и едем в Аулган. Чтобы понять, что там – за линией обороны?
А линия обороны становилась все злее.
По горному распадку мы уже спустились в ущелье. Здесь было совсем сыро. Аулган в половодье разливается широко. Сейчас вода сошла. Но под ногами хлюпало. На колеса велосипедов намотало всякой всячины, принесённой весенней водой. И мы еле тащили свою технику через эту контрольно-грязевую полосу. С прибрежных ив свисали пучки трав. Ил сцементировал сухие, изломанные стебли в причудливые комья. А тени от нависающих скал придавали получившимся взъерошенным фигурам совсем зловещий вид.