На улице, за припорошенным пылью стеклом кухонного окна,
покачивались сорные травы. За дождливые дни они вернули себе
насыщенный зелёный цвет и окрепли, пропитавшись влагой. Я посмотрел
на бурьян, то и дело наклонявшийся к стене летнего дома – отметил:
к вечеру усилился ветер. Взглянул на затянутое облачным покрывалом
небо. Подумал, что к ночи снова пойдёт дождь: облака потемнели,
превратились в дождевые тучи. Но пока на кухонное стекло сегодня не
упала ни одна капля. Дождь словно терпеливо выжидал, когда с
баштана вернулся на отдых студенты первокурсники Новосоветского
механико-машиностроительного института.
В печи потрескивали угли: Кирилл не так давно подбросил в топку
дрова. В большой кастрюле, установленной на варочной части печи,
уже шумела закипавшая вода. Покачивалась грязная штора, заменявшая
дверь между кухней и основным, разделённым надвое «спальным»
помещением барака. В двух шагах от шторы замер черноволосый доцент.
Он поправлял дужки очков, растеряно смотрел на вернувшихся с поля
комсомолок. Чуть согнувшаяся в пояснице Инга Рауде прижимала к
животу ладонь, жалобно кривила губы. Наташа Торопова и Лена Котова
придерживали сокурсницу за плечи. Они будто не верили, что Инга
самостоятельно устоит на ногах.
Торопова стояла ко мне ближе других девчонок. Сверкала
исподлобья глазами. Посматривала на меня и Котова. Но не так
грозно, как её воинственная подруга. Из-под повязанной на голову
Лены косынки выглядывали пряди каштановых волос. А в большущих
глазах Котовой отражались яркие прямоугольники – кухонное окно. Я
заметил: Инге Рауде сейчас было явно не до меня. Вытер руки о
полотенце, бросил его на чуть покосившийся табурет. Снова мазнул
взглядом по лицу младшего брата. Кирилл замер около печки. Он будто
позабыл, зачем взял в руки большую блестящую поварёшку – вертел её
в руке, словно флажок на первомайской демонстрации.
Я подошёл к комсоргу, посмотрел на неё и сообщил:
- Плохо выглядишь, Инга. Давно у тебя болит живот?
Рауде запрокинула голову – встретилась взглядом с моими глазами.
Я пожалел, что оставил полотенце на табурете: оно сгодилось бы в
качестве носового платка. По чумазым щёкам комсорга прокладывали
себе дорогу слёзы.
- Со вчерашнего дня, - сообщила Рауде. – Но вчера было не так
больно. И к ночи боль почти прошла. А сегодня… опять.
