Мама всегда говорила, что я особенный.
Мамы часто так говорят своим детям, но моя говорила мне это
особенно часто. И не просто, чтобы приободрить или заполучить
несколько очков любви, нет, она была уверена в этом, верила
сильнее, чем в своего Распятого Бога, учение которого я так и не
смог понять.
В чем-то она оказалась права, я действительно особенный. Только
особенный сблев тролля мог так жидко обосраться на ровном
месте.
Смердит застарелым потом, прокисшей брагой и нагаром дрянного
воска редких светильников, едва-едва разгоняющих жидкий,
забивающийся в поры шкуры полумрак. Низкие столы и еще более низкие
лавки, крепкие, массивные, прибитые к полу. Окон нет. Раннее утро,
в "Крысиной Норе" почти никого, только по углам пара-тройка доходяг
ловила приходы от "Пепла", да у порога куском неподвижного мяса
валялась шлюха с помутневшими глазами. Она еще жива, но если бы в
ней сохранилась возможность воспринимать окружение молила о смерти,
личинки скальников жрали ее потроха изнутри.
Переступить через нее получилось с трудом. Меня качнуло в
сторону, боль прострелила коленный сустав. От ходячего трупа несло
гнилью.
Кивнул Ашеру, частично отгородившемуся от всего мира
выщербленной стойкой. Жилистый, меньше меня на пол головы и с
полоской желтоватых зубов, щербато скалящихся сквозь плешивую
нашлепку мохообразной бородки. Он в доле с Вороном. Был, пока Ворон
не стал пищей для стервятников. Вопросов не задавал, так вскользь
мазнул взглядом по моей фигуре. По лицу, забинтованной руке и
подволакиваемой ноге. Я поковылял к лестнице. Комната оплачена на
неделю вперед и Ашер, сын Айвера, не из тех, кто сдаст бойца ватаги
Ворона за просто так. А вываливать медь, чтобы разнюхать обо мне...
я особенный, но не настолько.
Лестница.
Калеки ненавидят лестницы. Лестницы - не просто напоминание о
собственной неполноценности, это могильная плита, что с размаха
дробит позвоночный столб и макает лицом в грязь неполноценности
нашего блядского мира.
Перил не было.
Я уперся рукой в стену, огрубевшей кожей пальцев чувствуя
покрывающий старые доски мерзко-склизкий налет. Первый шаг. Боль
раздирает мышцы ноги, расплавленным свинцом перетекая от колена в
голень.
Мама говорила, что в ее родном мире было лучше. Я никогда не
верил.
Приваливаюсь к стене плечом. Спину обжигает изучающий взгляд
Ашера, он проходит через плотную куртку и рубаху, ввинчивается под
кожу, скребет о костную ткань лопаток. Нет, яиц у него не хватит,
чтобы прирезать меня во сне. Да и зачем ему это, что с меня теперь
можно поиметь?
