«Мрак бы побрал этот паршивый городишко вместе с его
жителями!» — раздраженно подумал Ульрик, ударом ноги отпихивая
от себя нищего попрошайку, который вцепился грязными пальцами
в край его алого рыцарского плаща.
Болезненно худой, заросший мужчина распластался в пыли,
но продолжил тянуть к нему изъязвленные руки.
— Милорд, прошу, подайте хоть медный су!
— прохрипел убогий, глядя на Ульрика умоляющими глазами,
один из которых сильно гноился, был почти бесцветен и,
вероятно, ничего не видел.
— Прочь с дороги, — процедил рыцарь, брезгливо
поморщившись и на всякий случай, положив пальцы
на рукоять меча.
Нищий испуганно отполз подальше, но Ульрик мог поклясться,
что единственный здоровый глаз калеки полыхнул ненавистью.
«И почему Его Высокопреосвященство позволяет подобному
отребью беспрепятственно побираться прямо у ступеней главного
храма Эндама?» — эта мысль посещала рыцаря всякий раз, когда
епископ Галл вызывал его в столицу.
Сам Ульрик — глава рыцарского ордена Сынов Всевышнего,
терпеть не мог большие города и более всего ценил покой
и уединение. Вонь и грязь столичных улиц претили ему
ничуть не меньше, чем большое количество нищих, воров
и шлюх, которые были такой же неотъемлемой частью Эндама,
как и главный храм, Королевская Библиотека или дворец Его
Величества. По мнению Ульрика — все самые гнусные
и мерзкие пороки, которые только могла породить человеческая
душа, прекрасно прижились на узких улочках столицы и, словно
черная опухоль, с каждым годом разрастались все больше,
медленно пожирая квартал за кварталом.
И посреди всего этого Мракового беспорядка, подобно редкой
жемчужине, сияющей в мутной луже, величественно возвышались
белоснежные стены главного храма, увенчанные лазурным куполом с
позолоченным шпилем. Всякий раз, когда Ульрику доводилось смотреть
на это строение, его душу переполняли трепет и благоговейное
восхищение. Храм будто бы источал незримую силу, прикоснуться к
которой было величайшим даром. Даже обычно хмурые лица прихожан
светлели, стоило им подняться по белокаменным ступеням, и предстать
перед огромными — в четыре человеческих роста, дверьми,
гостеприимно распахнутыми в часы службы.
Рыцарь приложил указательный и средний пальцы ко лбу,
осеняя себя знаком Всевышнего, и свернул на выложенную
розовым фирийским камнем дорожку, ведущую в тенистый сад,
раскинувшийся позади храма. Ульрик знал, что это время епископ Галл
обычно предпочитал посвящать неспешной прогулке под сенью цветущих
фруктовых деревьев.
