и время больше не бежит:
пав перед смертью на колени,
своё в ней видя отраженье,
не веря, в ужасе молчит;
а смерть сама уже не та:
бредёт – безумная, седая,
весь мир навеки проклиная,
как будто бога сирота,
дитя в руинах подобрав,
прижавшись к маленькому тельцу,
зачем-то молит биться сердце,
к сухой груди его прижав…
а жизни не было вообще:
есть только ночь, свеча и горе,
и Русь во всем своём просторе —
сплошное мощей кладбище…
***
ты моя сила – я тобой живу,
и в то же время еле выживаю:
я как птенец, набравший высоту, —
от высоты ее же и теряю…
ты моя слабость – я умру тобой,
однако ж этим только и не гибну:
я как стоящий на краю слепой —
спасаюсь тем, что пропасти не видно…
***
как тепл вечер… еле дышит осень.
чуть льётся сердце – тихий мягкий свет.
мне так свободно жить среди трех сосен,
к тому ж когда меня почти что нет.
как мне легко в такой певучий вечер
закрыть глаза, как книгу о себе,
и, став слепым, обнять чужие плечи,
чтоб раствориться в чьей-нибудь судьбе!…
***
стрелки часов гильотиной
в полуночных запутались числах:
любуюсь я страшной картиной,
что передо мною нависла…
и так обостряются чувства,
что слышится чей-то стук сердца,
и чьё-то понятно безумство,
и чья-то тайна известна,
и, лишь оторвать взгляд от бритвы,
и, кажется, утро наступит,
и время придёт для молитвы,
и времени больше не будет..!
но стрелки часов гильотиной
забылись в полуночных числах,
и вместо страшной картины
ужасно спокойные мысли…
исповедь непредавшего иуды
опять зима. всё слишком поздно.
всё слишком рано. всё равно…
но вновь заноет чья-то рана,
коснувшись сердца моего;
и вновь уколют чьи-то слёзы,
застыв так чуждо на щеке,
что заворочаются грозно
на непонятном языке
слова загробные, немые,
чужие, словно бы во мне
все трупы взвыли мировые:
«в твоей лишь истина вине!
и это ты лишь Бога предал,
тем, что не смел его предать,
и целовал лишь без ответа,
когда пора уж и распять..!»
и вот стучат мне прямо в душу,
вбивая гвозди изнутри,
что это я весь мир разрушил,
когда я мог его спасти…
и вот зима. всё. слишком поздно.
всё. слишком рано. но пора
в душе, на впившиеся гвозди
распять воскресшего Христа…
сотри случайные черты… —
столетних ран рубцов и шрамов,
сотри разрушенные храмы,