Я люблю смотреть на закат в саванне.
Безграничный горизонт, размытый туманом. Насыщенный медовый и
такой же тягучий цвет неба, разбавленный розовыми росчерками кисти
божественного художника. Четким выглядят только огромные стволы
многовековых баобабов, похожие на лапы каких-то мифических
гигантов, что вот-вот выйдут из призрачной дымки. А причудливые
тени акаций, наоборот, расплываются, лишь едва намекая, где
заканчивается земля, а где начинается небо.
Растворяются силуэты белых хижин, люди становятся похожи на
призраков. И лишь тень заблудшего в такую даль почтового фургона,
несущегося на границе земли и неба, растягивается, превращаясь в
существо из древних легенд местных племен…
— Цель в зоне поражения, стрельба по готовности. Вали этого
ублюдка…
Вон он — момент, в котором останавливается время. Окутывает
вакуум, и остается только цель в перекрестии оптического прицела.
Миг, в котором зашкаливает концентрация. А вся мощь
крупнокалиберной винтовки подчиняется твоей сосредоточенности и
меткости, чтобы воплотиться в идеальном результате…
— Под огнем…
***
На этих словах я теперь просыпаюсь все время. Хоть мне этого
совсем не хочется. Раньше бывали моменты, когда неуютно было
засыпать — был шанс уже не проснуться. А теперь все изменилось.
Теперь я не хотел открывать глаза. Какой смысл, если все равно
ничего не смогу увидеть?
Остались звуки и запахи. А еще стерильный и накрахмаленный
привкус безнадеги, которым была пропитана вся больничная палата.
Уже три месяца прошло, я все никак не привыкну. Слепой снайпер —
это как сапожник, только не без сапог, а вообще без рук.
Я повернулся на другой бок, подтянув тот самый накрахмаленный
больничный пододеяльник. Возможно, он был белым, а, может,
полосатым… В жопу все…
Может быть, даже уснул бы опять. То количество обезболивающих и
успокаивающих, что я в себя накачал, могли еще дня три действовать.
Но, настойчивый женский голос, заплывший в мою палату, никак не
давал расслабиться.
— Александр, я же знаю, что вы не спите, — женщина вздохнула, но
я не среагировал. — Можете не отвечать, просто послушайте.
Своим выразительным молчанием я, по ее мнению, согласился, и она
продолжила.
— Итак, Егоров Александр, тридцать два года. Холост, детей нет.
Позывной Сумрак, за любовь к одноименному оружию и частой работе в
условиях низкой освещенности. Сто сорок три официально
подтвержденных цели, в том числе на дистанциях свыше двух с
половиной километров. И это только за время контракта с Минобороны.
Затем переход в ЧВК и последующая индивидуальная работа на частных
заказчиков.
