Бастард 0

Серкано ди Креспо пригладил волосы мокрой рукой, и всмотрелся в зеркало. На гладкой поверхности отражается гладко выбритый мужчина с глазами цвета хризолита в молодой траве. Жилистая шея, широкие плечи, под кожей проступают сухие мышцы. Волосы влажно блестят, чёрные, как обсидиан. Торс покрыт свежими шрамами, на рёбрах с левой стороны белеет след от пули. Снаряд пистоли прошёл по касательной, оставив полосу в палец толщиной.

На левом предплечье темнее татуировка: Ad majorem Dei gloriam. Он сделал её, чтобы порадовать отца, но получил только пощёчину. Ведь мужчину должны украшать только шрамы. Впрочем, пощёчина, почти выбившая зубы, это самое мягкое наказание. Почти похвала.

Плечи осыпало морозом от воспоминаний о Чёрной Комнате. Серкано накрыл рот ладонью, острая щетина кольнула. Вздохнув, достал бритву. Холодный и острый металл коснулся шеи, двинулся к подбородку, срезая тёмные волоски. Можно бы сходить к цирюльнику, но одна мысль, что кто-то поднёс бритву к горлу, вызывает тошноту.

Закончив, тщательно умылся и вернулся в комнату. Через распахнутое окно на кровать падает яркий свет. Постепенно наливающийся летним жаром. Простынь смята, частично сползла на пол к подушке, а в воздухе ещё витает аромат женских духов и тела.

Штаны с узким ремнём, украшенным серебряной бляшкой. Следом белая рубашка с пышными рукавами, которые сразу закатал до локтя. Второй пояс с ножнами нацепил чуть наискось, чтобы не скрывал элегантный ремень. Проверил, как шпага выходит из ножен и удовлетворённо кивнул. Вместо даги за пояс слева, заткнул пистоль. Отец не одобряет этих новшеств, но признаёт практичность. Всё-таки отребье, недостойное клинка, проще пристрелить, чем пачкать добрую сталь.

Правда, увидев ружья на поле боя, отец долго цокал языком и качал головой. После чего окрестил огнестрел оружием против идиотов. Точность в разы хуже арбалета, перезаряжается дольше. Только грохочет и выпускает клубы дыма, чем и пугает идиотов.

На улице заржал конь, вскрикнул ребёнок и тут же засмеялась целая орава. Серкано высунулся из окна. Под оливой привязан могучий вороной жеребец, а вокруг него рассыпались чумазые детишки, в том возрасте, когда мальчика от девочки не отличишь. Один катается по земле завывая и держась за бок, по лицу бегут слёзы и сопли. Жеребец же меланхолично жуёт кусок рубахи и переступает с ноги на ногу, обмахивая бока хвостом.