Пламя факела колыхнулось, выхватив из темноты лежащее на скамье тело.
Обнаженное мужское тело.
Я ойкнула, тут же прикрыла рот ладонью. Заставила себя выпрямиться, изобразив гордый и непроницаемый вид. Служительнице пресветлого Фейнрита не к лицу смущаться перед рабом Алайруса. Даже если щеки горят так, что, наверное, могут осветить камеру поярче факела — я сильнее приспешника темного бога, а низменным помыслам сейчас и вовсе нет места.
Стражник шагнул вперед, приблизившись к узнику. Факел, словно издеваясь, высвечивал то перевитое мышцами плечо, то упругие ягодицы. Во рту пересохло, и перестало хватать воздуха. Я уставилась в стену прямо перед собой — но она тонула во мраке, и взгляд сам собой устремился вниз.
Стражник подошел ближе, осветив черного целиком. Отчаянно стыдясь саму себя, я уставилась на него и снова едва не вскрикнула. На спине живого места не было — вспоротая кнутом кожа чередовалась с ожогами.
«Он некромант, — напомнила я себе. — Вероятно, он это заслужил».
Только дышать стало еще труднее — и сейчас вовсе не потому, что я впервые видела нагого мужчину.
— Прикройся, паскудник, — гаркнул стражник.
Узник поднял голову, длинные черные волосы упали на лицо.
— Зачем? — Голос был хриплым, точно карканье ворона. — Вы так старательно меня раздевали!
— Прикройся, — повторил стражник.
Он подобрал с пола и швырнул в черного ком тряпья. Тот вздрогнул, когда ткань упала на обнаженную спину, по телу пробежала судорога, но только неровный вздох выдал, что ему больно.
Сквозь гриву спутанных волос блеснули глаза.
— Неужели пресветлую сестру так смущает мой голый зад?
Я хватанула ртом воздух, лихорадочно подыскивая подходящий ответ.
— Ох, как я мог подумать так плохо о юной и чистой деве? — ухмыльнулся узник. — Конечно же, ее смущают раны, что нанесли мне ее братья ради моего же блага!
Стражник вздернул его за волосы, глухой стон сменился вскриком, когда кулак врезался узнику в лицо.
— Да я тебя…
— Хватит! — воскликнула я. Стражник выпустил узника, я решительно шагнула вперед, встав между ним и черным. — Вы! — Я ткнула стражника в грудь. — Покиньте нас. Пусть этот человек остается как хочет. Исповедь не требует одежды.
В конце концов, какова цена принесенных обетов, если меня может смутить полуживой смертник? Я должна быть выше любых низменных чувств. Любых.
