Я брал эти интервью у людей, которые чего-то в этой жизни добились.
Но я не стремился приоткрыть читающей публике рецепты успеха.
Мне было интересно проникнуть в другое мировоззрение.
Я хотел увидеть то, как другой человек ощущает этот мир. Мне хотелось понять, что из себя представляет этот мир для человека и что этот человек представляет для мира. Мне хотелось узнать, что переживает человек при этом. Что такое мир для него? Работа, труд или радость и счастье…
Я беседовал с разными людьми. Я брал интервью у промышленников, политиков, врачей, военных, ученых. Меня интересовало: на сколько один человек может открыться перед другим человеком и происходит ли это в беседе. Мне хотелось, чтоб человек рассказал о себе, о своих страстях и азарте, о том, как он себя видит и что он от этой жизни хочет, как выстраивается философия его жизни и есть ли у него вообще какая-либо философия.
Это очень разные люди. Разные по степени доверия к другому человеку.
Иногда человек начинал говорить так, как говорит автомат, как говорит машина – голосом, записанным на пленку, но иногда он раскрывался сразу, а иногда только в самом конце беседы, когда уже надо было завершать разговор.
Порой мне начинало казаться, что человек настолько сильно вымывает себя из своей жизни, работы, что он превращается только в функцию. Он так здорово прячется, что, в конце концов, теряет сам себя. Не может себя представить обычным человеком или боится это сделать.
Часто, во время этих бесед, я видел, что чем выше человек стоит на социальной лестнице, тем меньше в нем остается черт, качеств, присущих человеку, живущему с тобой на одной лестничной площадке. Он боится быть слабым, он боится быть добрым, он боится расчувствоваться. Он вообще многого боится.
Люди, с которыми я говорил, то были больше своего дела, то соответствовали ему, а то казались меньше того, что они делали.
При этом вдруг обнаруживалось, что внутри человека уживается сразу несколько правд: одна правда сегодняшнего дня, другая правда – это то, что он говорит, третья – что он думает, а четвертую правду не знает никто, и никогда ее не узнает.
Этими беседами я не хотел никого ни в чем уличать или разоблачать.
Мне хотелось вести разговор так, чтобы человеку самому было интересно говорить.
Удалось ли мне это?
