В городок провинциальный,
а так сказать, да в невысокий-недалекий,
с белыми крутыми берегами,
с по-над берегом гигантскими шагами,
с трубами тяжелых предприятий,
с бабами, похожими на ощупь,
как бутылки в тесных голенищах,
приезжает пьяница-мужик.
Почему пьяница – будет ясно из нижесказанного.
В городе нет никого знакомого, тем или этим к нему
привязанного.
В семь часов вечера закрываются оба обменника.
В привокзальном буфете пиво без ценника.
Мужик смотрит туда и глядит сюда.
Он не ведает, делать что и идти куда.
Что на нем: пальто итальянского кроя,
костюм спортивный, то и это сырое.
Сумка с надписью, вижу я только das,
но легко додумаю остальное.
Куда он денется, кто ему «да» и даст?
Город, положим, Под Снежною Пеленою.
Огни погашены.
Осторожно-окрашены
темным заборы, и даже на площади ни мента.
Дышит периной новая пустота.
Московский скорый,
ночной который,
вот-вот
отойдет.
Начинают движение посменно,
безалаберно и одновременно,
пробные таинственные люки,
за которыми авторские руки
нажимают на кнопки и пробелы.
Зал ожидания с криком перебегает курица.
В стеклянных дверях проступает ночной патруль.
А спящая девочка – ниже руля
некрупного взрослого велосипеда —
а где ее мамка? и чья она, бля?
глаза открывает, с узлов привстает —
и бух, точно в воду, в объятья соседа,
и «деда» бормочет, и губы сует,
но спать почему-то не перестает.
Бочком, как убитый, припала и дремлет.
Снег во тьме светит,
и тьма его не объемлет,
и ночью никто не встретит.
Скорый тянется вдоль перрона,
долгий и шелковый, как чулок.
Автор затягивает на памяти узелок
и пресекает течение повествования,
оставив героя проявлять еще неизвестные нам дарования.
