А зима такая стоит по дворам:
Как дуб
Как сруб
Как храм
Летучие фракции снежного праха
Пикируют кавалеристами
На повинную голову
На самую ее маковку
Пора в зимнюю спячку:
Как труп разъятый в пустыне лежатый
Как остановите-вагоновожатый
Как положено
Лежать, где уложено
Жил был заяц со своей лисицей
У самого синего моря
Они жили в ветхой землянке
Потом построили дóмы:
У лисы стала избушка ледяная,
У зайца, говорят, слюдяная,
Из чистых заячьих слезок,
Из грустной слюны капустной
Жили-жили, никого не ели,
На праздники пускали фейерверки.
Тут-то и все уснуло:
И ветер в трубе, и огонь в очаге,
И боль в голове, и в кране вода.
Тут-то и все застыло:
И парикмахерша в халате после смены,
Вытянув ноги, глаза полузакрыв.
И бездомный в остановившемся трамвае,
И светофор, едва зажегший желтый свет,
И в зимнем воздухе дубинки полицейских,
И небо желтое, подпертое столбами пара,
И люди в шубах шапках автозаках,
И люди, находящиеся по месту жительства
С полупрозрачными домашними растениями,
C неговорящими домашними животными,
С вещами теплыми, с напитками холодными
Мы, переложенные снегом для сохранности,
Как папиросною бумагою картинки,
Вдруг стали стоп.
Как вспомню, как собирался на пожизненное —
Тогда первый раз во мне закоченела душа,
Словно знала, чему ей теперь пора учиться, —
И жена плачет, и друзей двое, кто посмелее,
А дочка в отъезде, вернется, а меня нет,
И уже светает, а я полночи жег документы и рукописи,
Ни одежды не взял, ни рабов не выбрал в дорогу.
Как вспомню – и сразу уже на корабле,
Море вокруг, и на палубе тоже море,
Кормчий молится, рев вод, мат матросов,
Хлещет в ноздри волна, а я знай пишу,
Поглядим, кто раньше устанет, буря ли, жалоба.
Как мы оказались в этом шкафу?
(Как я оказалась в этом гробу?)
Кажется, мы не одни в этом шкафу:
Косматые допотопные шкуры,
Смерзшееся, в льдинках, руно,
Шубы с глубокими темными берегами,
Блуждаешь в них (блуждаем в них) как в лесу,
Запах грозный, морозный, дело к закату,
