Глава первая.
Январь одна тысяча девятьсот девяносто второго года.
14.01.1992 года
- Осужденный, встаньте!
Я нахожусь в пустом, оттого кажущегося еще более огромным, зале
судебных заседаний уголовной коллегии областного суда.
Кроме трех профессиональных судей и секретаря судебного
заседания и подсудимого, к моему счастью, сидящего не в клетке,
заседание не почтил своим вниманием ни один человек. Большинство
моих знакомых считает, что я маюсь дурью и тяну грозного тигра
судебной машины за мягкую, меховую кисточку на подбородке. Тетечки
в высоких креслах под выбитым на светло-серой жести герба РСФСР,
бросали на меня недовольные взгляды, пока судья –докладчик
сбивчивой скороговоркой, зачитывал выжимку из дела.
- Осужденный, вы осознаете правовые последствия поданной вами
жалобы? Вы осознаете, что мы не связаны доводами нижестоящего суда
и вместо применения к вам акта амнистии дело может окончиться
реальным наказанием… - женщина –председатель судебного состава, в
темном костюме и высокой прической типа «бабетта», которая
перестала ей идти лет пятнадцать назад, пыталась пронзить меня
взглядом серийного убийцы: - Еще есть время все трезво взвесить и
написать отказ от заявления. Сколько вам необходимо времени, чтобы
хорошенько все обдумать?
Коллеги, считаю необходимым перенести рассмотрение этого дела на
четверг. Каково ваше мнение? – короткий обмен взглядами и
председатель объявляет перерыв до четверга, на прощание заботливо
предлагая мне хорошенько взвесить последствия своего необдуманного
поступка.
Странно, но на крыльцо областного суда я вышел в хорошем
настроении. Весь мой жизненный опыт просто орал, что, когда
чиновники, каждый день, без колебаний и сомнений, решающие судьбы
десятков человек, начинают уговаривать тебя подумать, проявить
благоразумие, позаботиться о себе и прочими способами проявляют
заботу о тебе, неразумном, означает только одно – твое дело очень
вонючее. Оно настолько вонючее, что если просто смахнуть твою
жалкую фигуру с доски, то останутся грязные, токсичные разводы,
которые придется убирать уже самому вершителю судеб, а это чревато,
что чиновник замарается, пропитается мерзким запахом. И если позже,
через много лет, с развитием институтов демократии, чиновникам
стало глубоко плевать на компромат в их адрес, то пока, на заре
становления Новой России, мараться вершители чужих судеб еще
опасались, тем более бесплатно.