Копить боль уже было невозможно. Она ползала внутри с огромной вилкой и ковыряла нервы, скрипела ножами по стеклу завывала разными голосами, держала в своих пальцах волю и громко звала зло на пир.
– За маму… – Глеб налил две рюмки водки, одну накрыл кусочком черного хлеба, вторую выпил.
Черные злые кошки досады царапали душу огромными когтями, горло сдавила могучая сила тоски. Мысль, что мать больше никогда не откроет ему дверь, не уронит слезу радости при встрече, не накроет стол, покрикивая на отца, не позвонит ему и не спросит о жизни лавиной страха придавила его тело к ледяной безысходности.
– За папу! – произнёс он громко, поставив вторую рюмку с хлебом. – Как же так! Зачем – так… Ты хорошо прожил с матерью пятьдесят пять лет!
Он налил водки себе, перевел взгляд на висящую на стене фотографию молодых родителей и выпил, почувствовав, как слезы наполнили его глаза горем.
– За… – и третья хлебная рюмка удлинила линию тяжелых воспоминаний. – Лейтенанта Ваню, убитого снайпером в Намибии.
Он снова налил себе водки и, поднявшись, быстро выпил, не ощутив ни вкуса, ни облегчения.
– За Виктора, майора военной разведки, Николая, проводника, всех, кто воевал в Анголе и не вернулся домой.
Выполнив тот же ритуал с рюмками и хлебом, он ощутил, как водка начинает жалеть его.
– Братцы, – произнёс он еле слышно, – почему кто-то там наверху решил, что вам пора уходить? Почему моя мама, ещё не старая, не хронически больная, ушла за три дня? Почему отец, так любящий жить, уходит в результате несчастного случая? Кто знает ответ на этот вопрос?..
Он посмотрел по сторонам, словно искал, кто действительно мог бы ему ответить.
– Ты! – он ткнул пальцем в угол, – отобрал у меня настоящих друзей, забрать мать, которая молилась вместе с ангелом-хранителем о моём спасении? Ты хоть знаешь, как они оберегали меня? Это они делали так, чтобы болезни отступали, чтобы горящие самолёты приземлялись, чтобы враги проигрывали, а я всегда возвращался домой.
Глеб замолчал, понимание потери всего, что он любил, невозможность ничего исправить лишила его силы и смысла жизни, мысли, одна тяжелей другой, вернули его к водке, и он стал медленно, по глоточку пить прямо из бутылки.
Пока он думал, пока его сознание жалело себя и плакало об утерянном, пока водка, побеждая, отнимала волю, далеко в другом городе и другой стране, на машине, таскаясь по вечным пробкам, ехала женщина. Она знала, что именно сейчас он пьёт и именно сейчас ему нужно помогать.
