ПРОЛОГ
Малахитовая ящерка грелась на сером валуне, затененном высокими папоротниками, алели среди трав ягоды – костяника да земляника, и кисло-сладкий аромат их плыл в сосновом дурмане старого леса, что раскинулся на пологих склонах гор. Скалистая, обрывистая сторона, с небольшими пещерами и каменными карнизами, выходила на реку и раскинувшийся за лесопилкой поселок. Ящерка зорко всматривалась в тропу, ведущую от опушки, ждала кого-то. Зеленая кожа ее с золотыми и черными крапинками, сливающимися в дивный узор, на солнце казалась светлее, да и сама она смотрелась кусочком камушка, статуэткой, вырезанной мастером, созданной, чтобы украсить не то барский дом, не то палаты самой императрицы.
Да вот только ждали ящерку другие палаты – каменные, подгорные. Потому что шла по тропинке в малахитовом платье с таким же желто-черным узором, как у помощницы ее, женщина высокая да статная. Черная коса, будто каменная, прилипла к платью, ни один волосок не шевелится под ветром, венец на голове из яхонта солнечного золотыми искрами светится, кожа белая, будто мраморная, а черты точеные, острые, суровые, будто не умеет женщина улыбаться, а всегда строга и задумчива.
Глянула смарагдовым глазом на ящерку, та и скользнула с камушка, затерялась в траве, помчалась к разлому в скале – узкая трещинка та вела в мир иной, во дворец Малахитницы, девы горной, что жила в этом краю испокон веков, предков покон соблюдая да справедливость храня, за зло людей наказывая, за добро – награждая.
Травы ковром под ноги Хозяйки горной стлались, ветер пел о вольной воле да лесном покое, пичуги мелкие щебетали, рассевшись на нижних ветках березки, которая шептала что-то, листьями пытаясь дотянуться до госпожи своей — не то погладить хотела, не то силой поделиться. Малахитница понятливо кивнула, прижалась к стволу дерева, на миг слившись с ним в единое целое, лишь потом дальше пошла, когда исполнила просьбу березки. А та благодарно листочками вслед шелестела.
Из огромного дупла старого дуба глазела старушка косматая – платочек потрепанный под острым подбородком завязан, волосенки торчат соломой, глазенки синие, что два озера, сама сухонькая, костлявая, и кожа у ней не как у людей, а синюшная. Сидит, глазенками сверкает, улыбается Хозяйке горной, показывая острые зубки. Та старушонке кивнула, дальше пошла.
