Пролог
Свет был ошибкой.
Он просачивался сквозь веки не как утреннее солнце, а как игла, пробивающая зрачок, чтобы добраться до мягкой, воспаленной мякоти мозга. Коул Мэддокс знал этот свет. Так светят лампы в операционной, когда анестезия еще не подействовала, а скальпель уже коснулся кожи. Стерильный, бескомпромиссный белый, не обещающий ничего, кроме боли.
Он лежал неподвижно. Опыт научил его: если не двигаться, мир может перестать вращаться. Но мир не переставал. Комната плыла, накренившись на правый борт, словно тонущий корабль.
Гул был здесь.
Он никогда не уходил, но по утрам становился почти осязаемым. Это был не звон в ушах.
Это был звук высоковольтного кабеля, проложенного прямо через лимбическую систему. Низкая, электрическая вибрация. Ззззззз. Звук стирающейся личности. Звук эрозии.
Коул разлепил веки. Потолок был слишком высоким. Лепнина, тени, безупречная белизна. Чужой потолок. Хотя он купил этот дом полгода назад.«Итальянский орех, Коул. Это инвестиция».Он не помнил лица риелтора, только её зубы – слишком белые, хищные, как у акулы. Он подписал бумаги, потому что так делали люди, у которых на счету лежало двенадцать миллионов долларов. Они покупали итальянский орех и тонули в пустоте комнат, которые некому было наполнить.
Он сел. Движение отозвалось тошнотой – тяжелой, маслянистой волной, поднявшейся от желудка к горлу.
Простыня под ним была мокрой. Он коснулся ткани. Холодная влага. Пот.Он пах кислым. Пах зверем, которого загнали.
Маркус.
Имя не прозвучало в голове. Оно вспыхнуло, как магний. Выжгло всё остальное.
Коул замер. Он смотрел на свои руки, лежащие на коленях. Большие, тяжелые руки. Инструменты. Клещи. Молот. На правой руке, в микроскопических трещинах сухой кожи, въелась грязь.Или не грязь.Что-то бурое. Ржавое.
Память была похожа на разбитое зеркало. Осколки. Вспышки.Взгляд Маркуса. Не испуганный. Удивленный.Тяжесть металла в ладони. Глок? Беретта? Он не разбирался в калибрах, он разбирался в траекториях полета мяча.Грохот. Не звук выстрела, а удар давления по ушам.И как Маркус падает. Медленно. Словно под водой. Словно у него перерезали нити.
– Нет, – сказал Коул в тишину спальни.
Слово упало мертвым грузом. Стены поглотили его.
Он встал. Паркет – тот самый, за три тысячи долларов – обжег ступни холодом. Он шел через дом, касаясь стен, чтобы не упасть. Гул в голове менял тональность, превращаясь в скрежет.В зеркале в прихожей отразился незнакомец.Громадный. Голый по пояс. Мышцы, перевитые венами, как канаты. Шрам на плече – операция 2022 года. Шрам на ребрах. Но лицо… Лицо было серым, одутловатым, с проваленными глазами старика. Ему было двадцать четыре года. Он выглядел на сорок, прожитых в шахте.
