ПРОЛОГ. ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Восемнадцать лет назад
– Девочка, – повитуха протянула младенца мужчине, который буквально ворвался в комнату, услышав писк новорожденного. – Крепенькая, здоровенькая, черноглазенькая. Вся в папу.
Мужчина, чьи волосы в полумраке комнаты, освещаемой лишь парой подсвечников, казались бордовыми, замер, словно наткнувшись на стену. Потом впился взглядом в младенца, даже не пытаясь прикоснуться к нему. Перевёл злобно прищуренные глаза на молодую, устало улыбающуюся ему молодую женщину, лежащую на кровати.
– В какого папу? – его вкрадчивый голос заставил женщину перестать улыбаться, а повитуху невольно отшатнуться и прижать к пышной груди недовольно пискнувшего младенца. – Ты же клялась, что кроме меня у тебя никого не было. Надеялась, что я ничего не узнаю и приму чужого ублюдка как своего?
– Но… она твоя, – растерянно пробормотала молодая мать. – Твоя! Я была только с тобой, ко мне ни один мужчина не прикасался, никогда! Только ты!
Последние слова она буквально выкрикнула, приподнявшись на кровати, а потом со стоном рухнув обратно – все её силы ушли на рождение ребёнка.
– Ложь – это даже хуже, чем измена, – уронил мужчина, потом достал из кармана кошелёк и кинул на пол возле кровати. – Дом оплачен ещё на три месяца, можешь оставить себе мои подарки – ты их заработала. Но больше никогда не пытайся приблизиться ко мне, слышишь? Никогда.
Он говорил тихо и безжизненно, не кричал, не угрожал, но от его интонации повитухе захотелось оказаться на другом конце города.
– Эд! Эд, пожалуйста, – молила женщина того, кто уходил, даже не обернувшись. – Я не понимаю! Почему? Это же твоя дочь!
Но мужчина даже шага не замедлил, вышел, хлопнув дверью, от чего младенец закатился громким плачем, вторя своей рыдающей матери. Повитуха подбежала к окну и, машинально покачивая и похлопывая ребёнка, стараясь успокоить, проследила, как ушедший вскочил в седло и галопом помчался прочь. Когда даже отдалённый стук копыт по мостовой утих вдали, она вздохнула и подошла к рыдающей в подушку роженице.
– Ну-ка, прекращай реветь, успеешь ещё настрадаться. А сейчас нельзя, молоко пропадёт, чем красавицу свою кормить будешь? Папка её уже бросил, не хватало ей ещё и материнского молока лишиться.
Рыдания затихли, женщина подняла от подушки заплаканное лицо, отёрла ладонью мокрые щёки и решительно протянула руки:
