– Посуда для битья! Чашки, тарелки, супницы! – выкликал мальчик, идя по нарядным улицам города. – Посуда для битья! Блюдца, вазочки, бокалы! Тарелочки с пожеланиями, заветные, волшебные, на все случаи жизни! Недорогие, красивые! Посуда, посудочка, посудочечка!
Мальчик был чудной, даже странный, и одет не по росту в нелепые одёжки. Чего только стоила накидка из множества разных лоскутов да четыре полосатых шарфа! Был он большеглаз, длинноволос и немножко неумыт, а так, в целом, конечно, славный мальчик. Во всяком случае к его самодельным санкам со всех сторон сбегались люди. Когда мальчик вышел в центр рыночной площади, вокруг него образовалось кольцо покупателей.
Ему уже и не надо было звать да нахваливать, но он продолжал – высоким голосом, ещё не знавшим возрастной ломки. А ведь и без того подбегали хозяюшки да служаночки, брали хрупкий товар, просили ещё захаживать.
Только, пожалуй, дворники были не очень рады мальчику. Стояли, опираясь кто на лопату, кто на метлу, и вполголоса ворчали:
– Опять отовсюду счастливые осколки выметать…
– Традиция!
– Мало мне снега в Новый год… ещё традицию эту из мостовой выколупывать. Обещали же к этой зиме под битьё посуды места отвести!
– Били бы дома, да сами бы и выметали!
Но дворников никто не слушал. Да и ворчали они скорее для порядка, а потом, когда очередь за посудой поредела, и сами купили себе по тарелочке.
Мальчик надел на озябшие пальцы рукавицы и осмотрел свои санки. Вернее даже, и не санки это были, а просто тележка, поставленная на старые деревянные полозья. А сверху плетёный короб. В нём остались лишь пара тарелок да одинокая чашка с уже надколотой ручкой. Чуть дёрни, и тут же хрупнет и отвалится.
Сказать потом помощникам, чтобы смотрели повнимательней. И чтобы заворачивали особо хрупкое в бумагу, чтобы хоть как-то уберечь тонкий товар…
– Постойте, – запыхавшаяся, раскрасневшаяся, молодая женщина подбежала и остановилась возле мальчика, сжав в руке синюю купюру. – Постойте, мальчик, дайте мне десять тарелок! Пожалуйста!
– Осталось только две, – ответил мальчик степенно, – и чашка.
– Вас как зовут, мальчик? Вы… это же вы были в прошлом году?
Мальчик вдруг смутился. А потом улыбнулся улыбкой робкой и неловкой, хотя до того соблюдал серьёзность. И стало видно, что ему и двенадцати нет – просто удался высокий, длинноногий. Голубые глаза потемнели, и мальчик даже отвернулся, чтобы скрыть от молодой женщины слёзы.
