Саркастичный граф был не просто хорош собой, а убийственно хорош. И дело даже не в правильности лица - широкие скулы и слишком полные для мужчины губы не позволили бы ему попасть в ряды канонических красавцев, - а в каком-то сочетании ленивой холодности и сдерживаемого напряжения. Отчего-то я сразу поняла значение слова «порочный», которым пестрели страницы последнего прочитанного романа.
- Простите мою ошибку, милорд, - присела я в учтивом поклоне.
- Надеюсь, моих детей вы научите отличать графа от камердинера.
При этих словах бледное лицо мистера Фарроуча пошло бурыми пятнами. Всего-то час на новом месте, а уже успела обидеть камердинера. Делаю успехи.
- Да, милорд.
Граф прошел к столу и устроился с правого конца, закинув ногу на ногу. Мне он присесть не предложил.
- Подойдите ближе.
Я повиновалась.
- Сколько вам лет?
- Двадцать, милорд.
Он вскинул брови.
- И уже определены в дом графа. Будем надеяться, вы продержитесь дольше, чем ваши предшественницы.
Мои пальцы непроизвольно сжались, но он, кажется, не заметил.
- Я привезла с собой рекомендательные письма.
Даже не взглянув на протянутые документы, граф передал их через плечо мистеру Фарроучу.
- Проверь, всё ли как надо.
Тот хмуро вскрыл конверт ножом для фруктов и внимательно пробежал глазами написанное. Пока он вчитывался, граф бесцеремонно разглядывал меня.
- Вам придётся сменить платье.
- Простите, милорд? - Щеки у меня против воли вспыхнули.
- Фабиана не любит, когда слуги одеваются в кричащие тона. А у вас, к тому же, ещё и волосы неудобного цвета. Остригать вас не будем, но вот рыжий с малиновым это уже перебор.
- Благодарю за заботу, любовь моя, - раздался за моей спиной глубокий завораживающий голос, заставивший сердце сладко затрепетать.
В залу вошла высокая стройная женщина лет двадцати-шести. И если совсем недавно мне показалось, что граф хорош собой, то на её фоне он показался жалким уродцем (пусть это и не принято, сравнивать мужчин и женщин). Две толстые черные косы, перевитые золотыми лентами, спускались по точеным плечам и в районе лопаток сливались в одну. Казалось, именно их тяжесть заставляла красавицу держать спину так прямо, а подбородок – высоко поднятым. Шелковое платье глубокого синего оттенка – под стать глазам супруга – выгодно подчеркивало изгибы её фигуры, похожей на дивный музыкальный инструмент. Руки были по локоть закрыты перчатками, а в ложбинке между высокими грудями мерцала подвеска в виде сиреневой капельки.
