ГЛАВА 1.
Ранняя осень вступала в свои права. Понемногу увядала зелень природы, отдавая предпочтение в украшениях золоту и багрянцу. Эти широты страны славились жаркими днями и ранним наступлением вечерних холодов.
Пассажирский поезд подходил ночью к маленькой станции под названием «Лесная», стоянка на которой была всего две минуты. За много лет работы проводник плацкартного вагона видел всего несколько человек, заходивших в этом глухом малонаселенном пункте, и все они были из мест, «не столь отдаленных». Мужчина, предъявивший ему билет, тоже был оттуда же, и это не вызывало сомнений: темная куртка с капюшоном, черные брюки, ботинки на толстой подошве и небольшой вещмешок старого образца за плечом. Высокий, худощавый, лет сорока или чуть меньше, он поздоровался и прошел на свое боковое место в другом от проводника конце вагона. Все пассажиры уже спали. Он не стал раскладывать свою полку, просто сел по ходу поезда и устремил взгляд в темноту за окном.
Мужчина не двигался в течение долгого времени. Редкие огни полустанков заставляли его вздрагивать, словно напоминая, что теперь это другая жизнь: та, которая ушла вперед, пока он отбывал наказание.
Проводник проследовал туда-обратно несколько раз, проверил двери в тамбуре и вернулся к молчаливому пассажиру.
– Может, чаю налить?
– Спасибо, не надо, – тихо ответил тот.
– Если что-то будет нужно, я в другом конце вагона. Обращайтесь. Спокойной ночи.
Пассажир лишь кивнул ему в ответ и снова отвернулся к темному окну. Проводник, уже сидя в своем служебном купе, изучал данные, указанные на сайте напротив места, занятого только что:
– Сычев Вадим Анатольевич, тридцать шесть лет, до *** без пересадок. Чуть меньше суток в пути. Он не собирается спать совсем? Что же за его плечами, раз не идет к нему сон? Не зря говорят: чужая – душа потёмки.
С этими словами он улегся спать, пока была возможность перехватить несколько часов до того, как проснувшиеся пассажиры начнут требовать к себе внимания. А мужчина в конце вагона продолжал сидеть, привалившись к стене вагона, то закрывая глаза, то вновь распахивая их и озираясь, словно не веря, что он на свободе, и скоро увидит самого дорого в его жизни человека, ради которого прошел все круги ада.
В памяти всплывали события далекого прошлого, и сколько бы Сычев ни пытался не вспоминать то, за что получил срок, ничего не получалось. Уж, казалось бы, тысячи раз все взвешено, оценено, и вынесен приговор самому себе, а покоя душе не было. Преступление свершилось, когда ему было двадцать два, осенью, первого сентября. С той поры не любил ни это время года, ни день начала учебного процесса. Не представлял, что когда-нибудь сможет изменить свое восприятие «осенней поры, очей очарованья».
