…Неспокойная голубая
волна
Всё бежит, всё бежит, не
кончается.
Море Белое, словно чаша
вина,
На ладони моей качается…
Да, знаю, в оригинале поётся про
Чёрное море. Но что я могу сделать, если сейчас за бревенчатыми
стенами, в какой-то сотне метров бьются в серые покатые валуны
берега волны, и мерный их плеск отзывается в дешёвенькой
ленинградской гитаре едва уловимым гулом, который можно
почувствовать, лишь положив ладонь на фанерную деку? Так что – да,
именно Белое море, а точнее – Ругозерской губы, глубоко врезающейся
в карельский берег со стороны Кандалакшского залива, где в
крошечной бухточке, на высоком, взбегающем к сопкам, берегу
расположились домики Беломорской Биостанции МГУ.
Мы – я и Володя Зинченко, мой матрос,
сидим в предбаннике и предаёмся самому, что ни на есть,
безудержному кейфу. Баня вообще-то, немаленькая – в ней ежевечерне
услаждают свои утомлённые телеса горячей водой и мочалами
сотрудники ББС и многочисленные студенты, приехавшие сюда на
полевую практику. Обычно помывочные процедуры продолжаются часов до
одиннадцати вечера, после чего баньку запирают – но сегодня
персонально для нас сделали исключение.Мы пришли из Нильмогубы,
куда возили группу второкурсников с аспирантом – собирать образцы
беспозвоночных. Вода там –как, впрочем, и вдоль всего побережья –
такая прозрачная, что с борта судна свободно видны на глубине
десятка метров маленькие морские звёзды, струящиеся многометровые
чёрно-зелёные полосы ламинарий, слегка колышущиеся в придонном
течении, а так же висящие в толще воды странные
прозрачно-хрустальные создания длиной примерно в палец. Их студенты
вылавливали сачками на длинных ручках и помещали со всеми
предосторожностями в банки морской водой.
За этим увлекательным занятием мы
немного позабыли о течении времени – здесь, на Беломорье, ближе к
концу лета сделать это особенно легко, поскольку солнце висит над
горизонтом чуть ли не круглые сутки, и восемь вечера в плане
освещённости мало отличается от половины одиннадцатого. В итоге на
ББС мы пришли только к десяти вечера – пришвартовались, выпустили
на пирс уморенных качкой студентов, а сами без перерыва на ужин
принялись таскать из прибрежного сарайчика коробки, ящики с запасом
провианта для наших «отпускников» на острове Костьян. Назавтра,
рано утром, «Штральзунд» отправится туда. Не самый долгий и сложный
переход - однако подготовиться, загрузиться, долить в бак запас
солярки, проверить масло в дизеле следовало с вечера. В итоге,
когда мы, наконец, добрались до студенческой столовой и проглотили
оставленный для нас дежурными девчонками-второкурсницами ужин,
банька уже опустела, и пришлось долго уговаривать истопника
Макарыча, чтобы он пустил двух усталых пахарей моря погреть после
трудового дня свои косточки. И не только паром – не имея никакого
алкогольного профита с планово омывающихся в бане студентов (сухой
закон на ББС не то, чтобы строг, но… избирателен), резонно
рассчитывал получить недостающее от нас. А я что, я ничего -как
говорил Александр Васильевич Суворов, «Портки последние продай, а
после бани выпей!» А нам и продавать ничего не надо: в настенном
шкафчике, в крошечной каютке «Штральзунда» припрятаны две бутылки
буржуинского питьевого спирта «Рояль» - и мы, отправляясь на берег,
конечно, не забыли прихватить ту, что была уже почата.
