Винсент Истон стоял на вокзале Виктория под часами и ждал. То и дело он поднимал голову и взглядывал на стрелки.
– Сколько раз здесь мужчина ждал женщину, которая так и не пришла?
Его пронзила вдруг острая боль. Что, если Тео действительно не придет, что, если она передумала? Женщины часто меняют решение. Уверен ли он в ней, был ли он вообще в ней уверен? Что он о ней знает? Она с самого начала казалась ему загадкой. В ней словно было две женщины: одна – звонкая, обаятельная, жена Ричарда Даррелла, и другая – тихая, загадочная, та, с которой он гулял в саду в Хеймер-Клоз. Эта была похожа на цветок магнолии – в голову Винсенту пришло только такое сравнение; может быть, оттого, что именно под магнолией он ощутил ее первый восхитительный, незабываемый поцелуй. Магнолия цвела, воздух был полон сладким ароматом, и два благоуханных, бархатных лепестка медленно слетели вниз и коснулись ее запрокинутого лица, такого же светлого, нежного и безмолвного, как лепестки. Цветок магнолии – удивительный, загадочный и благоуханный.
Это случилось две недели назад, через два дня после того, как он впервые ее увидел. А теперь он стоял и ждал, чтобы она пришла навсегда. Снова он ощутил укол сомнения. Она не придет. Как он мог на это надеяться? Ей пришлось бы потерять слишком многое. Прекрасная миссис Даррелл не может себе позволить взять и сбежать от мужа. Разразился бы страшный скандал, какой не забылся бы никогда. Есть куда более простые и более приемлемые способы добиться того же самого, например, спокойно развестись.
Но тогда они не подумали о разводе, во всяком случае, он не подумал. Интересно, пришла ли эта мысль в голову ей? Он и понятия не имел, о чем она думает. Тогда он робко попросил ее уехать с ним, очень робко – в конце концов, кто он такой? Никто, просто выращиватель апельсинов, каких в Трансильвании тысячи. Что за жизнь он может предложить ей, ей, привыкшей блистать в Лондоне! Но ему захотелось этого так отчаянно, что он все же решился.
Она согласилась спокойно, без колебаний, без возражений, будто он предлагал ей сделать самую простую на свете вещь.
– Завтра? – сказал он, потрясенный, едва веря ушам.
И она пообещала уехать с ним завтра тем тихим надтреснутым голосом, какого он ни разу не слышал на светских приемах, где она выговаривала слова всегда очень звонко и весело. Увидев ее впервые, он сравнил ее с бриллиантом, вспыхивавшим огнем, отраженным сотнями граней. Но после их первого поцелуя и первого объятия она удивительно переменилась, обретя жемчужную нежность, нежность светлого, кремового лепестка.
