Гадость!
День был
прекрасным, солнечным. Пахло нагретым асфальтом, сиренью, городской
сухой пылью.
Какая же
гадость!
Я ковылял
по тротуару, поглядывая на прохожих. Те спешили по своим делам — в
университет, на работу, в магазин. Погруженные в суету, сливаясь с
потоком шума машин и гула, походили они на пчел. А жужжание
рекламных баннеров только усиливало эффект улья.
И только я
никуда не спешил.
Долгожданная пенсия, которую я так вожделенно ждал
всю жизнь и которую успел идеализировать, оказалась не такой уж и
привлекательной.
Гадость!
Какая же гадость!
Да, не
нужно было вставать ранним утром и можно спать сколько хочешь.
Только вот в старости спать уже и не хотелось, мучила бессонница.
Мечталось, что в освободившееся время можно будет заняться тем, что
действительно нравится. Да только вот лихо играть на гитаре как
прежде уже не получалось — пальцы крутило артритом. Путешествовать?
Ага, как же! На такую-то пенсию? Смех!
— Гадость!
— процедил я сквозь зубы, остановившись у пешеходного
перехода.
Говорить с
самим собой — это тоже бесплатное приложение к пенсии. Все пытаюсь
держать себя, но не получается.
Поток людей
тоже остановился. Красный глаз светофора лениво принялся
отсчитывать время, оставшееся до следующего старта новому
марафону.
Я глянул на
толпу. Каждый уткнулся в свой телефон, не замечая ничего
вокруг.
«Интересно,
если я упаду и буду биться в приступе, хоть кто-нибудь обратит на
это внимание?»
Но
проверять все же не стал — понял, что старика-затейника живо
определят в психушку. А родных нет, которые могли бы подтвердить,
что я не сумасшедший.
Загорелся
зеленый сигнал светофора, толпа бурной рекой понеслась вперед. Я же
остался на месте.
Я вдруг
понял, что не знаю куда иду. Вроде вышел из дома, чтобы хлеба
купить, зашел в магазин, но не взял — свежего еще не завезли.
Поговорил с продавщицей Дашей о всяких пустяках, сказал, что ей
забегу позже. Симпатичная она, добрая. Потом пошел. Просто пошел,
мимо своей девятиэтажки, вдоль улицы, задумавшись обо всем на свете
и ни о чем одновременно.
— Вот она,
старость! — грустно усмехнулся я собственной
рассеянности.
«Может,
пива выпить?»
Но откинул
мысль. От пива пучить будет и живот закрутит.
Тогда
водочки? Не много, только чтобы кровь разогнать. Но и водки тоже не
хотелось.
Тогда,
может, пройтись до Кольцевой, посмотреть на фонтан и на голубей?
Послушать какого-нибудь патлатого студента, который толком то и
петь не умеет, три аккорда еле перебирает, а уже выступать желает,
на улицу вышел? Иногда это его бренчание расслабляет.
