Когда ты на дне, то не сразу замечаешь,
что опустился еще ниже.
Проповедник пил уже несколько часов, однако до определённой кондиции так и не мог дойти. Он подносил к губам старую потрескавшуюся кружку тонкими костлявыми пальцами и грустно смотрел на синее пойло, привезённое с горного пика троллей, как утверждал бармен.
Жидкость цвета лесной голубики была совершенно отвратительной на вкус, но выбирать не приходилось, все остальные напитки имели еще и ужасный запах. Острая до боли реальность во всей своей уродливой трезвости окружала проповедника. Испытывая стыд, он заливал воспоминания хмельным напитком, конечно это было не самым хорошим решением в сложившейся ситуации.
На войне проповедник стал чаще думать о смерти, чем о жизни. Он относился к категории грустных магов, иначе смог бы стать великим волшебником. Он любил утешать себя подобными мыслями, хотя и знал, что это не правда.
Идея заказать другой напиток тревожила его кудрявую голову всё сильнее. Останавливали только слухи об отравлении. Несмотря на войну, поставки огненной воды не прекращались даже с вражеских территорий. Он посмотрел с недоверием на бармена. Его хитрая ухмылка вызвала в нём очередной приступ горечи.
Проповедник прикоснулся к деревянной стойке, царапины и потертости рассказали бы многое, но они молчали. Под руками ощущался не свойственный дереву холод, от чего проповедника проняло, только усилием воли он не вздрогнул. От всего интерьера питейного заведения веяло дряхлостью, казалось, что еще немного и стены рухнут на присутствующих, с удовольствием забирая их жизни.
Вокруг горланили во всю глотку пьяные люди, вампиры тихо стояли в тёмных углах, не обращая на них никакого внимания. Гномы спорили, пытаясь перекричать друг друга. Тусклый свет освещал пространство, мигая от ветра, проникающего в щели и пытающегося потушить свечи.
Приказ о запрете алкоголя висел на двери питейного заведения, но никто не обращал на него никакого внимания. Половина армии страдала диареей и была малодееспособна. Ведьмы уже готовили лечебное зелье в огромных котлах на близлежащем поле. Меры были приняты поздно, что сыграло на руку противнику.
Проповедник протёр глаза, избавляясь от наваждения ― мёртвые лица появлялись перед его взором, навевая смертную тоску. Он ничем не помог. На секунду в нём всколыхнулась ярость и тут же исчезла под глыбой трезвого расчёта. Внешне только проявилась вена на виске на несколько секунд.
