- Санёк, вставай!
Я приподнял тяжёлые веки, сквозь влажную пелену увидел лицо
склонившегося надо мной человека.
- Эээ… давай, давай, - повторил мужчина. – Просыпайся. Нам через
сорок минут выходить. В автобусе будешь досыпать. Пашка пошёл
ставить чайник. Умывайся, да будем чаёвничать.
Я протёр глаза. Попытался сообразить, что за парень меня
разбудил. Выглядел тот лет на двадцать (плюс минус год… скорее
плюс) – примерно, как мой младший сын. Черноволосый,
короткостриженый, гладко выбритый (я поморщился, уловив резкий
неприятный запах дешёвого одеколона), с чуть раскосыми карими
глазами и то ли большой родинкой, то ли родимым пятном над верхней
губой.
«Сосед по палате?» - промелькнула в голове догадка. Мне
показалось, что нахожусь в больнице: уж очень казёнными выглядели
потолок и стены комнаты, где я проснулся. На мысли о больничной
палате наводило и металлическое изножье моей кровати. А вот скрип
кроватных пружин показался подозрительным: свежи были воспоминания
о том, что пружин на кроватях в стационаре не было.
Я повернул голову, готовый в любое мгновение вновь ощутить боль
в груди. Оббежал взглядом тесную комнатушку. В подтверждение
больничной версии увидел ещё две кровати (аккуратно заправленные),
по старенькой тумбочке рядом с каждой, пару столов, нелепые шторы
на окне. Но стойку с капельницей заменял громоздкий платяной шкаф
(в больничной палате он смотрелся неуместно).
- Проснулся? - сказал парень. – Молодец. Давай, Санёк, двигай
умываться.
Я свесил с кровати ноги, поправил на плече лямку. Только теперь
заметил, что одет странно: обнаружил на себе растянутую и давно не
белую майку-алкоголичку (такую же, что и на разбудившем меня
пареньке) и просторные красные семейные трусы (не боксеры – обычные
семейники, какие я не носил со школьных времён). Опустил глаза,
обнаружил у своих ног тапочки – старые, потрёпанные и местами
протёртые, со стоптанными задниками, не уверен, что домашние.
Парень оставил меня в покое. Подошёл к соседней кровати,
выдвинул из-под неё сумку – принялся вынимать и складывать на стол
газетные свёртки. В комнате запахло едой. Как в плацкартном вагоне.
Я сглотнул слюну, погладил заурчавший живот. Поискал взглядом свою
одежду. Ни отутюженных брюк, ни джинсов, ни даже спортивок
поблизости не нашёл. Увидел на ближайшей тумбе небрежно брошенные
вещи – в том числе и штаны неприятного коричневого цвета.
