В день суда Владимир Николаевич появился в нашей палате и огласил:
- Девочки, нужно будет сегодня сопроводить меня в местное госучреждение. Прихорошитесь пожалуйста.
Затем он назидательно подошёл ко мне.
- Эми, я говорил с судьёй, всё уже решено. От тебя требуется только присутствовать, можешь не волноваться.
Я была счастлива, что сегодня увижу Надира и увижу как его засадят в клетку на пол жизни за то, что он совершил. У меня настолько кулаки самопроизвольно сжимались, что аж костяшки белели.
- Все улики собраны. Сегодня же из зала суда он отправится за решётку.
Мы собирались с девчонками, дружески толкаясь у зеркала. Таня вставляла длинные сережки в уши и приговаривала:
- Ох, не знаю девочки, а меня это заводит: огромный мускулистый мужик запертый в клетке…
Олеся подпевала ей:
- На годы лишенный даже возможности видеть женщину… Вот это наверное мощь у него между ног скопится.
Они подводили губки, делали стрелочки. Примеряли туфельки. Наша палата была больше похожа не на девичью комнату в бизнес-лагере, а на гримерку стриптиз клуба из какого-нибудь фильма вроде «Шоу Гёрлз» или «Мулен Руж».
Алина даже натянула чулки в сетку. А когда на неё уставилась дюжина осуждающих глазах с вызовом заявила:
- Что? Там будут мужики в форме. А вы знаете, как я на них слаба...
Залив лаком чёлки и хвосты, наша розовая гвардия двинулась по машинам, цокая шпильками по разбитому асфальту, как мушкетёры шпорами.
Мы с Олесей уселись в первом ряду. Она время от времени касалась меня бедром. Я же была сосредоточенна полностью на судье и процессе.
Государственный обвинитель - миловидная девушка лет двадцати восьми не более. В белой блузке с открытой грудью. Это можно было бы назвать декольте, но она была абсолютно плоская. Олеся сразу же заметила, что это дико сексуально и некоторым девушкам очень идёт отсутствие груди.
Под легкой белой блузкой просвечивался воздушный мятый лифчик, призванный обозначить контуры груди, где она могла бы в принципе быть. Чашечки были абсолютно пусты.
Узкая талия и припухлые бёдра в туго облегающей ее смачную попу черной юбку карандаш выдавали в ней незамужнюю женщину, которая явно кому-то из присутствующих мужчин хотела понравиться.
Ее заискивающий голос мало подходил под определение «государственное обвинение».