Очередная вспышка воспоминаний, подобно молнии, промелькнула
перед глазами, вызвав новый приступ нестерпимой боли. Казалось, мой
череп готов лопнуть, словно переспелый арбуз. Но моя голова на деле
оказалась крепче, выдержав и этот, третий за последние пару минут
приступ.
Не спрашивая меня, хочу этого или нет, в мой разум вторгалась
чужая память, за секунды буквально утрамбовывая в меня ещё
непрожитую мною жизнь. Жизнь чуждую и в то же время мою.
Дни, недели, месяцы, годы.
Мой рассудок не в состоянии был принять и обработать такой поток
информации за столь короткий срок. И каждый всплеск, льющейся на
меня, словно водопад, памяти, вызывал острейший приступ тяжелейшей
мигрени. Сквозь плотно сжатые зубы с моих губ сорвался гулкий стон.
Чтобы не упасть, непроизвольно вытянул вперед руку и схватился за
что-то. Тут же от моего инстинктивного движения нагромождение
строительного мусора, перед которым я стоял, пошатнулось и с
показавшимся неестественно громким в окружающей тишине грохотом
обрушилось на пол.
Внезапный резкий шум заставил меня замереть на месте. Прикусив
нижнюю губу, я опустился на одно колено.
Слабая надежда, что устроенный мной грохот останется
незамеченным, тут же развеялась, словно лёгкий дым под ураганным
ветром. Где-то внизу раздалось утробное, пробирающее до самых
костей рычание, а через секунду послышался звук разрываемого
металла.
Холод пробежал от пяток до макушки. Я знал, что значат эти
звуки! Страж небоскрёба пробудился и вырвался на волю. Вырвался
куда раньше, чем ему было положено.
А меня ведь чётко и ясно предупреждали: «Не шуметь!».
Ещё пару минут назад я бы запаниковал, ринулся прочь, куда
угодно, лишь бы подальше от того места, где сейчас находился. Но
так бы поступил тот «я», каким я был совсем недавно, до первой
накатившей на меня волны чужой памяти.
Повинуясь обрывочным образам, которые возникали в голове,
подобно вспышкам, вместо того, чтобы бежать сломя голову, я подошёл
к раскрытой шахте лифта и взглянул вниз. В тусклом мигающем свете
едва ли можно было посчитать, сколько этажей находится под моими
ногами, но благодаря чудом сохранившейся табличке в лифтовом холле,
я и так знал, что этажей этих сорок два. И ещё ровно двадцать
вверх, что, впрочем, не так и важно.
Едва терпимая боль и всполохи перед глазами сделали то, что не
под силу было никаким внутренним уговорам, медитациям и прочим
попыткам самоконтроля. Несколько минут назад я паниковал и мысленно
орал во всё горло, проклиная и причитая, гневаясь на вселенскую
несправедливость, втянувшую именно меня во все это! По сути,
бездарно проводил драгоценное время.
