Ночь. Я за рулем автомобиля еду в аэропорт по загородной трассе.
Отсечка, тапок в пол, приятно рычит движок, и я на полной скорости
несусь по дороге, мимо меня пролетают поселки и леса. Фонари
освещения словно стробоскопы.
Потянувшись к банке с энергетиком, я сделал большой глоток, в
голове туман и глаза закрываются, веки словно свинцовые. Сколько я
уже не спал — день, два? Нет, уже третью ночь. Ничего, сейчас в
аэропорт приеду, пройду регистрацию и отосплюсь в салоне самолета.
В такие моменты начинаешь ненавидеть свою работу и думаешь, для
чего это все?!
Как уже было сказано: «Вор должен сидеть в тюрьме»! Да, Глеб
Егорович, как же ты прав. Но больше всего я ненавижу убийц,
насильников и педофилов, этих тварей, отморозков, ублюдков,
нелюдей.
Пред глазами проносятся далекие воспоминания из детства, то, с
чего все началось. Точка моего невозврата, точка моей ненависти.
Все еще живы мама, папа, сестрёнка Сонечка.
Летний жаркий вечер и семейная идиллия, я играюсь в комнате,
собираю конструктор. Рядом на стуле сестра читает какой-то
новомодный журнал с яркими картинками. Мама на кухне готовит ужин,
а отец ковыряется с бумагами и журналами. Он у меня бизнесмен и
занимается торговлей, пара своих точек. Как их раньше называли,
«ларечники», забавно. Время было такое, голодное, святые девяностые
и дикий оскал капитализма.
Раздается звонок в дверь, отец идет открывать дверь, и я слышу
крик, подскакиваю и выхожу в коридор, отец поднимается с пола, изо
рта течет кровь, крики матери с сестрой.
Какой-то разговор для меня непонятный. Тон людей повышается, и
вновь крик. Один из трех зашедших мужиков бьет отца по лицу, мама
прижимает к себе Соньку и заслоняет собой ей лицо.
А после только крик отца бьет по ушам:
— Бегите!
Я стою и не понимаю, что делать, пошла потасовка в узком
коридорчике. Мать хватает меня за руки, позади нее сестра, а после
выталкивает на балкон, я лечу через перила, со второго этажа в
большой раскидистый куст сирени.Ушибы, ссадины, кровь. И мой крик,
рев на всю улицу.
Сестра, мама, отец? Никого!
Я стою под балконом и смотрю вверх, никого, больше никого.
Крики раздаются из нашей квартиры, отца, мать и сестру я не
слышу. Голова выглядывает с балкона, короткая стрижка, шрам на щеке
и обычные глаза.
Отец был принципиальным и не хотел платить браткам и другим
шакалам, называемым «крышей», вот и вышел результат.
