Восстание 14 декабря 1825 г. на Сенатской площади (фрагмент). 1853. Художник В. Ф. Тимм.
Его грубо втолкнули в тёмный каземат. За спиной с грохотом захлопнулась кованая дверь. От тошнотворного запаха гниющей соломы и крысиного помёта, сырого спёртого воздуха, помутилось в голове. Постепенно глаза привыкли к темноте, восстановилось дыхание, яснее заработала мысль.
Вот и свершилось! Да, он был готов к аресту, но не верил, что его, дворянина, могут бросить в каменный мешок, стены которого кишат мокрицами, и под ногами снуют крысы. Бросили, как последнего колодника! Нет воды, чтобы умыться. Платье пропахло потом, изодрано и помято, а в нём приходится спать! Он не брит. Кормят отвратительно.
Неужто им не хватило бы взять с него слово и посадить под домашний арест? Слово Чести! Что может быть крепче?!
Узник, кусая губы, проглотил стоящий в горле горький колючий ком.
Почему дело, которому он отдал силы, молодость, ради которого пошёл на жертвы, потерпело неудачу? Рок?! Злосчастная судьба! Но ему всегда везло. И в игре, и в дружбе… Природа не обделила его внешностью, талантом, умом, богатством. Так что же? Почему Общество открыто, а он под арестом? Где допущена оплошность? Ведь было всё так ладно, и будущее рисовалось совсем иным.
«Вспомнишь ли ты, Русь святая, наша мать, иль тебе, родимая, не велят и вспоминать…» Вспомнят ли? Да, он подписал свой смертный приговор, ибо всё содеяное ставило его в разряд особо опасных государственных преступников. Но заслужил ли он забвения?! Бросить свет, гвардию, поместья, ради освобождения народа от рабства, и кануть в лету… Нет! Поймут ли когда-нибудь его или сочтут умалишенным?
И умирать, право, не хочется совсем! Жить, чтобы бороться, вот идеал!
Вопросы, теснившиеся в голове, не давали покоя. Он долго, нервно мерил шагами камеру. Наконец сел, упершись взглядом в отсыревший угол потолка. Там медленно скапливалась тёмная тягучая жидкость, вытягивалась и зависала в воздухе. Вот оторвалась капля, за ней вторая.