Мэйнфорд разглядывал спину.
Узкую спину с выпирающим позвоночником, с резко очерченными треугольниками лопаток и родимым пятном на левой. Кожа на этой спине казалась не просто белой – полупрозрачной, тонкой, как бумага, в которую заворачивают подарки. Тронь – и порвешь.
Или след оставишь.
А тронуть хотелось.
Пересчитать позвонки. Или надавить на эти растреклятые лопатки, которые казались слишком уж острыми. И главное, никаких тебе угрызений совести. Нет, конечно, с этой дамой у Мэйнфорда личные счеты были, но все же…
…он помнил, как приехал.
И как поднимался по лестнице. В дверь стучал. И дверь эту вскрыл – невелика хитрость. И в квартиру заглянул, но после вновь на лестницу выбрался, потому что там ждать было веселей, а еще оставалось пространство для маневра.
Скажем, если бы Тельма вернулась не одна.
– Давно проснулся? – Тельма перевернулась на спину. Жаль. Мэйнфорд не успел разглядеть всю ее, да и со спиной общаться было как-то проще.
– Давно.
– Голова болит?
– Нет.
– Это хорошо, а то у меня ничего нет от головы.
От его головы аспирин не поможет.
– Неужели? – не стоило начинать этот разговор вообще, тем более здесь и сейчас. От нее, сонной, пахло углем и городом, и запах этот казался родным донельзя.
И сама она.
Некрасивая. Все еще некрасивая.
Плечи широкие, как у пловчихи. Груди почти нет. Живот впалый и снова с родинкой, на сей раз темной и крохотной, такую мизинцем накроешь.
– Ты о чем?
По этому животу легко следить за дыханием.
Вот оборвалось.
И сама Тельма напряглась, снова перекрутилась, пряча уязвимый живот, откатилась к самому краю. Смотрит исподлобья. Зло. Вот и кто Мэйнфорда за язык тянул-то… надо ответить что-то глупое, чтобы успокоилась невозможная женщина, но ему не хочется притворяться.
Не перед ней.
– У тебя ведь есть таблетки…
– Кохэн донес? – не столько вопрос, сколько утверждение. – И что за они?
Злится? Раздражена. Осторожна, но злости нет. И хорошо, злые женщины Мэйнфорда пугают.
– Показал… лекарство это.
– Успокоительное? – а теперь в голосе ее проскользнула насмешка.
– Отчасти. Заодно дар блокирует.
Хмурится. Почему она всегда хмурится? Если бы чаще улыбалась, выглядела бы привлекательной.