— Дети! Ужин. Работу завершите
потом, инструменты складываем, емкости закрываем и ― марш мыть
руки. — Немолодой мужчина, невысокого роста, с широкими плечами,
добрым одутловатым лицом и весьма представительным пузом, открыл
личной ключ-картой дверь во внутренние помещения и гостеприимно
махнул рукой.
Дети — это я и еще двенадцать
подростков от десяти до четырнадцати лет, что сейчас суетливо
продолжают разбирать на болтики новенький «фаэтон-ц-класс», а
крупный мужчина — мистер Джоу, наш отец. Мистер Джоу внимательно
смотрит, с каким усердием его дети занимаются работой. Он еще пару
раз будет прикрикивать, чтобы мы бросили все, что ужин стынет, что
госпожа Изольда будет недовольна, а сам с удовольствием станет
смотреть, как работа начинает идти все быстрее и быстрее. Все знают
— если бросить дело сразу, то останешься без еды совсем, потому как
основная добродетель в семье — усердие и трудолюбие. К таким
причудам мистера Джоу быстро привыкаешь, если хочешь нормально есть
и спать.
Мы действительно его дети —
юридически. Всех нас мистер Джоу забрал из приемного дома святого
Джеронимо на Тересс-стрит, что в нижнем городе. Каждый приход
нашего отца в сие богоугодное заведение — истинное событие для
руководства, с великой радостью встречающего прямо у входа столь
достойного господина, готового взвалить на себя непосильную ношу по
воспитанию очередного сорванца. Но главным достоинством мистера
Джоу в глазах директората всегда являлась щедрость; именно
благодаря существенному пожертвованию начальство приюта в очередной
раз забудет о десятке ранее усыновленных, даст доступ к
интеллектуальным и физиологическим метрикам воспитанников и окажет
иные, не вполне законные, но совершенно пустячные услуги —
например, оформление не усыновления, а воссоединения с семьей. По
этой схеме ребенок не принимается в новую семью, а обретает
первоначальных родителей, с которыми был разлучен в юности по
каким-то причинам, что исключает в дальнейшем проверки надзирающего
комитета.
Так мистер Джоу усыновил и меня ― или
купил в рабство, это как смотреть. Каждый день для меня уже два
года начинается в пять утра и кончается за полночь. Время,
свободное от сна, заполнено довольно интересной работой — мы
легализуем ворованные авто и аэрокары. Разбираем, локализуем
заводские метки, чистим их, сортируем детали. Мистер Джоу через
«подвязки» на отстойниках и свалках подыскивает битые кары той же
серии. Специфика массового производства — в одной серии модели
различаются интерьером, внешним видом и рядом блокираторов мощности
на движке, сама же платформа не меняется лет десять. Результат же
«семейного» бизнеса — абсолютно чистое, легальное транспортное
средство и горка запчастей на продажу. Впрочем, кроме интереса от
разбора очередного люксового кара, никакого финансового профита —
работаем в прямом смысле за еду и койко-место. С другой стороны, в
сравнении с приютом — тут рай. Есть еда, тепло, интересное дело,
обучающие терминалы, спортивная секция. Отец относится к нам, как к
ценному вложению — заботится о здоровье, физической форме,
заставляет усердно учиться. Судя по спектру технических
специальностей, вдалбливаемых в нас через терминалы, у Джоу большие
планы, и он сможет заставить нас стать теми, кто ему нужен. Голод и
холод отлично решают проблему лени. За все то время, что я здесь,
не было ни единого случая неподчинения и конфликта, так как главное
наказание — возвращение в приют со сломанными ногами. Для нашего
отца этот маневр вообще не представляет ни малейшей сложности. Дети
же прекрасно понимают, что сделают с «возвращенным» обитатели
приюта — концентрация ненависти к усыновленному и презрения к
инвалиду превратят жизнь наказанного в ад.
